— Ты где-то тонул, — испугалась Катя.
— В лесу был. Роса.
Проходили месяцы, годы. Алексей жил точно застегнутый на сотни пуговиц. С Катей был всегда вежлив, тактичен. А ей порой хотелось, чтобы Алексей приревновал ее к кому-нибудь, пошумел. Потом бы они помирились и были счастливы. Но Алексей никогда не повысил голоса, ни разу не упрекнул ее ни в чем, зато никогда и не обогрел. И ласку и внимание выделял ей точно по карточкам. Поначалу Катя страдала, потом решила, что, видимо, все ученые не от мира сего. А там появилась Иринка, и материнское чувство отодвинуло все сомнения.
За окном загудела автомашина. Катя насторожилась. Но автомашина прошла мимо.
Алексей приехал поздно. Был он оживленный, счастливый. Таким его Катя видела нечасто.
— Иринка спит?
— Ты посмотри на время, скоро уж петухи запоют.
— А я семена достал. Будут и плоскорезы. Ну, землица, мы теперь с тобой поспорим.
Алексей раскрыл портфель, достал коробку конфет.
— Это тебе.
— Спасибо.
— И вот еще.
Алексей набросил Кате на плечи пуховый платок.
— Какой ты у меня славный. — Катя чмокнула Алексея в щеку.
— А это Иринке. — Алексей вынул из коробки рыжую обезьянку и подал Кате.
— Радости-то у нее завтра будет.
— Как тут дела у Князя?
— Откуда мне знать? Иди мойся, ванна уже готова, белье там, а я поесть соберу.
Алексей лежал в постели, наслаждался домашним теплом и покоем. Перед глазами все еще плыла узкая лента дороги. А Катя продолжала мучиться ревностью.
— Ты Анну Огневу знаешь? — осторожно спросила она.
— Как не знать. В одной деревне живем.
— Говорят, она добрая прости господи.
Алексей помолчал немного.
— Не понимаю я вашего брата, женщин. Никакой логики. Живет женщина с мужем, пользуется любовью столько, сколько душе угодно. Другая еще умудряется срывать поцелуи или у соседа, или у друзей мужа. И она сама праведность. И вот та же женщина по какой-то причине оказалась без мужа. С первого же дня ее со всех сторон стережет грязная молва. Не дай бог, если к ней когда-нибудь зайдет мужчина. Тотчас поползут слухи — она распутница, она такая, она рассякая. А судит кто? Да те, которые только встали от мужей с кровати.
— Ты оправдываешь Анну?
— Нет. Я говорю о женской логике. А поведение Анны — ее дело. Еще не хватало, чтобы я взял на себя роль хранителя женской нравственности.
— Скажи, ты любишь ее?
— За нашу совместную жизнь ты меня можешь в чем-то упрекнуть?
— Нет, ты скажи, любил Анну?
— Какое это теперь имеет значение?
— Тогда я тебе скажу: ты любишь ее и сейчас.
Кате хотелось, чтобы Алексей обнял ее и уверил, что это все бред, бабьи сплетни, что он любит только ее одну, только ее. Но Алексей, заложив руки за голову, лежал и молчал. Катя всхлипнула в подушку.
— Ты не человек, ты каменный идол, — прошептала она сквозь рыдания.
— Да будет тебе.
— Нет, ты хуже идола…
Катя рванулась к Алексею, обняла его за шею и, захлебываясь слезами, торопливо заговорила:
— Нет, не отдам я тебя никому. Я видела Анну. И ей не отдам. Но скажи ты, медведь этакий… ты же мой?..
— А я думала, ты от нас сбежал, — встретила Алексея Нина Васильевна.
— По всей области за плоскорезами и стерневыми сеялками гонялся. — Алексей сел к столу.
— Ну и как?
— Насобирал техники только для семеноводческого отряда.
Алексей положил счета перед Ниной Васильевной.
— Подпись ваша нужна.
— И во что это нам обойдется?
— Тридцать пять тысяч.
Нина Васильевна отодвинула счета.
— Больше пятнадцати тысяч не наскребу. Придется тебе немножко повременить.
— Что же получится, лемеха купим сейчас, а плуги после посевной? Да я эти деньги осенью верну с лихвой.
— Каким образом?
— Фуражное зерно и солому, которую мы сейчас покупаем и везем за тысячу верст, я выращу.
Алексей, не подозревая, задел Нину Васильевну за живое. У нее даже пятна на лице выступили.
— А ты злой, Алеша.
— А вы бы хотели видеть меня паинькой? Не умею я быть таким. И для безотвальной обработки земли мне нужен целый набор различных орудий, чтобы работу я смог проводить комплексно. В противном случае для чего городить огород? Чтобы посмешить людей? Для шутовской должности я не гожусь.
Вошел Аюша Базаронович.
— А-а… Алексей Петрович. С приездом тебя.
— Спасибо.
Аюша Базаронович сел, взглянул на Алексея, потом на Нину Васильевну.
— Что это вы такие хмурые?
— Вот полюбуйтесь, — Нина Васильевна положила маленькую руку на счета. — Подай ему тридцать пять тысяч рублей, и все. Иначе хлеб расти не будет, дождя в Приононье перестанут идти. Вот сдадим шерсть, и покупай свои плоскорезы.