Анна сдала экзамен первой и теперь болела за товарищей. Дина чуточку приоткрыла дверь, заглянула в щелочку и отошла.
— Ну что? — спросила Анна.
— Отвечает Ананий. Следующая Дарима. Сейчас мне заходить. У тебя кусочка хлеба нет?
— Конфетка есть. — Анна подала Дине конфетку. — С чего это ты вдруг оголодала?
— Да у меня всегда не как у людей. Как только понервничаю, голод нападает. И начинаю есть. Иной раз полбулки изжую и не замечу.
— Да с тобой ладно ли? К врачам ходила?
— Ходила.
— А они что?
— Говорят, ешь, Кирюшкина, на доброе здоровье, поправляйся. А мне уж поправляться некуда, через каждый месяц платья расставляю.
— А ты поголодай, — посоветовала Анна. — Говорят, это очень полезно.
— Я уже испытала это средство. Один раз целый день голодала, а вечером наелась, чуть не померла.
— Ах ты горемычная.
— А в школе со мной еще не так было. По математике я неважно училась. Как только начнется урок, я сидеть спокойно не могу, начинаю ерзать. А учительница у нас была Иннокенша, тощая, злая. Подойдет ко мне, пальцем перед носом водит и говорит: «Ну, Кирюшкина, ну, Кирюшкина… Я говорю, а она шевелится, я говорю, а она шевелится…» Все смеются, а у меня душа в пятках. Через нее я до сих пор спокойно про математику вспоминать не могу.
Петька с Сергеем Турановым стояли в сторонке, посматривали на Дину и посмеивались.
— Ты что, Петя, глазеешь? — шумнула на него Дина. — Девок не видывал?
— Но-о-о. Такую первый раз вижу.
— Ты у меня гляди, да не засматривайся.
Вышел Ананий, тыльной стороной ладони вытер пот со лба и облегченно вздохнул.
— Вот это баню устроили.
— Как сдал?
— Пронька поплыл. Еще раз готовиться посадили.
— Как же он так?
— Да вот так, сколько ни пытали, молчит, как партизан на допросе. Алексей Петрович его спрашивает: «Что собою представляют наши земли? Каких питательных веществ не хватает в них для растения?» Пронька поерзал и изрек: «Она, земля-то, конечно, того, но если разобраться, так это совсем не так».
— Вот несчастный, — посочувствовала Анна.
Дина взялась за дверную ручку.
— Ну, братцы, не поминайте лихом. Передайте мальчикам, что я любила их.
Вскоре из двери выпорхнула Дарима.
— Ответила? — встретила Анна.
— На все вопросы. Алексей Петрович похвалил. А Нина Васильевна сказала: «Надо же, и Дарима уже выросла. Быть тебе агрономом. На колхозную стипендию учиться пошлем. Только расписку дашь, что там замуж не выйдешь».
— Все равно обманешь, — безнадежно махнул рукой Ананий.
— Это почему? — вдруг вспыхнула Дарима.
— Да девичьи заверения, что летний снег: долетел до земли и растаял.
— Да ты знаешь, я комсомолка, — горячилась Дарима.
Ананий свистнул. Анна взяла Дариму под руку.
— Эх ты, моя комсомолочка. Не связывайся ты с ним. Им бы только зубы помыть.
Последним сдавал экзамен Петька. Потом всех пригласили в зал.
Алексей встал из-за стола. Одет он был в темно-коричневый костюм. Широкий галстук с красным орнаментом выделялся на белой рубашке. «Как идет Алеше коричневый цвет, — подумала Анна. — И кремовая рубашка будет к лицу. В магазине они есть. А ведь я его размера не знаю».
Алексей окинул сидящих взглядом.
— Если говорить честно, то вы нас порадовали. Знания хорошие. Теперь дело за урожаем. Но учебу мы не закончили. Скоро начнем закладывать опытное поле. На нем будем испытывать около двух десятков сортов пшеницы, овса, ячменя. Анна Матвеевна, у меня к вам просьба: организуйте так, чтобы все члены отряда побывали на поле при закладке, при всходах, при колошении хлебов и перед уборкой.
— Да чтоб люди не галок считали в небе, когда придут на поле, а учились, — дополнила Алексея Нина Васильевна.
— Но вот с Прокопием Ефимовичем Томских я не знаю, что и делать. Знания никуда не годятся. И мы решили его снять с трактористов.
Пронька пробуровил пятерней по рыжей копне волос, рывком поднялся и, глядя себе под ноги, заговорил:
— Да так-то я все знаю. Даже иногда дельные мысли высказать могу. Только у меня туго с соображением. Это даже Ананий подтвердить может. В мозгах какие-то клетки оголились, замыкают иногда.
— Сквозняк у тебя, Прокопий, в голове, — вставил Арсалан.
— И лени много, — добавила Анна. — Я же тебе говорила, занимайся больше.
— Винюсь. Только оставьте в отряде. А то получается один срам. Да меня без трактора жена перестанет уважать. А без уважения человек, что конь без хорошего бега.