— Ты только погляди, как ветер дичает.
— Это черти с ведьмами венчаются. Согрело землю, теперь целый месяц дуть будет.
Тетушка Долгор вошла в столовую. На кухне ее помощница Груня Такмакова чистила картошку. За столом пили чай Ананий, Пронька, Игнат Стрельцов — звеньевой первого звена, и Михаил Комогорцев — звеньевой второго звена.
— Рад тебя видеть в добром здравии, тетушка Долгор, — пробасил Игнат.
— Здравствуй. Добрые люди плуги ладят, а Игнат с Михаилом ездят по гостям и чаи гоняют.
— Мы с Игнатом Романовичем в селе были, вот по пути и завернули тебя попроведать, — слукавил Комогорцев.
— Спасибо. Только уж шибко большой крюк сделали, — с недоверием покосилась на Комогорцева тетушка Долгор.
— Для милого дружка семь верст не околица.
— Приедет Дашибал, он тебе покажет околицу.
— Тетушка Долгор, — погладил усы Игнат, — я смотрю на тебя и все думаю: где ты такие голубые глаза отхватила?
Улыбнулась тетушка Долгор.
— Мать-то моя рано овдовела. А говорят, слаще-то вдовы бабы не бывает. И повадился к ней один казачок. Он из села мимо нашей стоянки все на заимку ездил. Зайдет в юрту почаевать, а в это время конь отвяжется да убежит. А ночью куда пешком пойдешь. А то ливень пойдет или пурга поднимется. В непогоду тоже не поедешь.
— Вот шельма, — тряхнул чубом Ананий.
— Он-то и подарил мне свои глаза. А вы-то, греховодники, разве лучше? Поди, по всему свету порастеряли своих ребятишек?
— Правильно, тетушка Долгор, — усмехнулся Комогорцев. — Один Ананий на службе с полдюжины оставил.
— Тетушка Долгор, наговаривает на меня Миха.
— Да ты, Ананий, лучше расскажи, как на зорях бегаешь на ферму доярок будить, — погладил усы Игнат.
Хохот на весь полевой стан.
— Это все ты, Миха, небылицы плетешь. — Ананий смерил Комогорцева недобрым взглядом. — Попадешь под руку, я тебе это припомню.
— Я? Да ты, Ананий, в своем уме? — Комогорцев смеется. — Ты только скажи, почему у Матрены Сараевой все ребятишки на твое обличье похожи? Все такие же с завитушками. Нет, ты не виляй, Ананий, скажи.
— Что ты привязался, как голодный ворон к тарбагану? — вышел из себя Ананий. — Иди да у нее и спрашивай.
— Спрашивал. Говорю: «Матрена, как это получается. Живете на ферме без мужиков, а у каждой полный дом ребятишек? Где вы их берете?»
— Ну и она что?
— Сами делаем, — отвечает.
Ананий громко засмеялся. Потом вытер кулаком глаза и повернулся к Комогорцеву:
— Коли уж на то пошло, ты, Миха, расскажи-ка, как в прошлом году Дарье за любовь зарод сена отдал.
Комогорцева будто столбняк хватил. И без того длинное лицо с редкими пшеничными ресницами стало еще длиннее. Наконец у Комогорцева от ушей к щекам хлынула краска. Он ворохнулся и хватил кулаком по столу:
— Врешь.
— Что врешь? Я этот зародчик-то от Старой реки и вывозил ей.
— Вот артист, — привстал Пронька. — И когда только успел? Я же рядом с ним косил.
Игнат гладил усы и, ухмыляясь, покачивал головой.
— Ну, Ананий, под самое дыхло ты меня поддел, аж дух захватило, — проговорил Комогорцев.
— В другой раз не лезь с кнутом на топор.
Потешаясь над Комогорцевым, встали из-за стола.
— Спасибо, тетушка Долгор, за хлеб-соль, — поблагодарил за всех Игнат.
Любила тетушка Долгор порядок. И каждый у нее знал свое дело. Вот поэтому-то за несколько дней все здесь изменилось. Везде чистота, щепочки на дворе не найдешь. В столовой на окнах занавески, на подоконниках цветы. Дарима по стенам развесила красочные плакаты с обращением к хлеборобам. Петька с Федором славянской вязью написали лозунг: «Съел свое — помоги товарищу». Тетушка Долгор прочитала лозунг, покачала головой, но снимать не стала, уж больно красиво написано.
В красном уголке Аюша Базаронович установил телевизор, радиоприемник и колхозную рацию.
— Теперь, тетушка Долгор, ты можешь даже с Москвой связь держать.
Тетушка Долгор с уважением посмотрела на аппаратуру.
— А со стариком Дашибалом можно говорить?
— Вот этого нельзя.
И сразу у тетушки Долгор к технике всякий интерес пропал. Москва где-то на краю света, говорить с ней можно. Дашибал совсем рядом, у Алханайских гор кочует с табуном, а говорить с ним нельзя. Хоть и в больших начальниках ходит Аюша Базаронович, а все перепутал.
Отряд в эти дни жил хлопотно, беспокойно. Не успели парни с девчатами оглянуться, а апрель уже на исходе, подошла пора сева. Анна носилась на мотоцикле: то в мастерские, то на ток, то в семеноводческую лабораторию. На минутку забежала в столовую.