Бабушка Дулма с благоговением смотрела на ласточек.
— Раньше старики говорили: только в хорошем доме ласточки гнездятся.
Максимка не ответил.
— О чем вы вчера вечером с дедушкой говорили? — спросила бабушка Дулма, когда ласточка вылетела.
— Много говорили.
— Что ты узнал из этого разговора?
— Я все запомнил, что сказал дедушка. Он говорил, гостей уважать надо, даже случайного путника угощать, как родственника. Это древний обычай бурятского народа.
Бабушка Дулма погладила Максимку.
— Однако правду говорил твой дедушка. Если шибко мало у тебя еды, все равно поделись с чужим человеком, как мать от себя отрывает детям. В будущем можешь зайти к нему, как в собственный дом. Запомнил?
— Ага.
Максимка положил ложку и встал.
— Сада. Я поеду к дедушке.
Максимка помчался на рыжем косматом коне вокруг озера. Ветер бил ему в лицо, рвал гриву коня. С испуганным криком взлетали чибисы. Сердце Максимки замирало, как при полете. И он время от времени кричал: «Гэй, гэй!» Может быть, вот с такой скачки и начинается степной человек. И потом, уже взрослый, куда бы его судьба ни забросила, он всегда будет с тоской вспоминать о степном ветре, о ласточкином гнезде в доме, о голубом озерке. А однажды до боли в ушах услышит конский топот, вспомнит горький запах полыни, и его неудержимо потянет к этому домику, на землю своих предков. И он придет сюда.
Батомунко уехал обедать, а Максимка остался пасти овец. Он сгрудил отару и присел на бутан. Конь, мотая головой, бренчал удилами, тянулся губами к плечу мальчишки.
— Не балуй.
Максимке доверили отару, и он был очень горд этим. Нравилось ему быть взрослым. И он действительно был не по годам крепким. Может быть, тому причиной была природа, которая торопила куда-то мальчишку, может быть, степь сделала свое дело.
Отсюда, с сопки, на десятки километров открывались дали. У самой кромки горизонта еле заметно синела гора Хан-ула[16]. Справа виднелась излучина Онона. От облаков по степи скользили легкие тени. А сосны-цырики походили на усталых сгорбившихся странников, которые случайно забрели в этот чужой и далекий для них край. Внизу на каменных глыбах отдыхали орлы-курганники. Несколько сорок и галок ездило на беспечных овцах. Натеребив шерсти, они улетали в гнезда к Онону.
Максимку забавляли ягнята, особенно двойни. Вот одна матка отделилась от отары. За ней, точно на невидимой ниточке, идут два ягненка. Они пощипывают траву, но не спускают глаз друг с друга. Максимка знает, каждый из них сейчас думает, как бы усыпить бдительность другого и высосать у матери молоко одному.
Вот один ягненок остановился. Второй прибавил шагу, зашел за мать и сразу же кинулся к вымени. Но тот, который остановился, на страже, молнией подбежал с другой стороны к овце. Ягнята крупные, зимние. Они почти поднимают матку.
— Ах вы плуты, — смеется Максимка.
Вдруг одна овца чего-то испугалась и кинулась в низину. Вся отара вздрогнула и серым потоком покатилась с сопки. Максимка вскочил на коня, догнал овец, у подножья сопки остановил и погнал в косогор. Ягнята блеяли, метались среди овец, разыскивая матерей.
Откуда-то поднялась стайка ворон, перелетела через падь и с карканьем опустилась в березовый лесок. Оттуда выскочил молодой козел, замер на секунду и, не касаясь земли, поскакал к Онону. Максимка гикнул на коня, припал к луке и помчался наперерез козлу. Расстояние быстро сокращалось. На скаку Максимка отвязал от седла ременный аркан, собрал его в правую руку. А козел уже рядом. Максимка кинул аркан. Но не хватило силы у парня, не долетела петля до цели. Козел круто развернулся и скрылся в прибрежных зарослях.
Максимка натянул повод, погрозил козлу кулаком и поехал к овцам. Там уже был дед.
— Молодец, Максимка, гурана догнал, — похвалил Батомунко. — Свой лук тебе дарю. Учись стрелять. Чтобы осенью у этого гурана на всем скаку рог отстрелил.
Максимка ликовал, хотя виду не показывал. Он давно мечтал о собственном луке. Теперь он у него есть, да еще какой, из рога яка.
За падью над соснами откуда-то появилась тучка с пепельными рваными краями, похожая на каменную глыбу. И вот по этой глыбе как будто кто-то ударил кресалом. Огненная тонкая струя, извиваясь, скользнула к земле. Ядрено громыхнул гром. И вслед за ним от тучки потянулась белесая дождливая полоса, и сосны утонули, как в тумане.
— Дедушка, а почему эти деревья цыриками зовут? — спросил Максимка.
Батомунко сел на землю, вытянул больную ногу и достал трубку. Давно он ждал этого вопроса от внука. И вот дождался. Значит, взрослеет Максимка, уж мало ему одних детских забав.