Анна невольно вспомнила Алексея. Когда они с ним встречались, всегда пахло черемухой. В такие минуты все вокруг приобретало особую чистоту и остроту. Малейшее прикосновение Алексея обжигало Анну. И было что-то великое в этой тайне жизни.
Три дня назад Алексей приходил к Анне. Сидел около часа. А когда ушел, Анна под подушкой обнаружила Чебурашку.
— Скоро выйдем отсюда и опять увидим нашего Алешу. — Анна взяла с тумбочки ушастого Чебурашку.
В коридоре послышались энергичные шаги, и в палату в накинутом на плечи халате вошла Нина Васильевна. Анна бросила на нее быстрый взгляд и спрятала под подушку игрушку.
— Ты что это, матушка, на все лето прописалась здесь? — Нина Васильевна положила на тумбочку тугие румяные яблоки в полиэтиленовом мешочке и, подвинув поближе стул, села.
— Прошусь, да не отпускают, — ответила Анна.
— Какой хилый народ пошел. А глаза-то еще больше стали. И куда только мужики смотрят? Я бы на их месте тебя из больницы через окно украла.
— Тоже наговорите, — зарделась Анна.
— Да, начальник отряда из тебя сейчас никудышный, — Нина Васильевна посерьезнела. — Как выпишут, поедешь на озеро Арей, на турбазу. Я туда звонила. Одно место для тебя оставлено. Воды там целебные. Воздух горный. И чтобы через полмесяца вернулась оттуда здоровой.
— Спасибо, Нина Васильевна. Как там хлеба?
— В твоем отряде любо-дорого посмотреть.
— Овес как?
— И овсы добрые. Поле ровное. Глаз не оторвешь. Молодец Алеша. Он и Мертвое поле заарканил. Сто пятьдесят гектаров удобрил и посеял зеленку. Выйдешь, посмотришь, какие там всходы. — Нина Васильевна на секунду задумалась. — Игнат Романович меня сегодня встретил и говорит, — мы брыкались, а Петрович-то вышиб нас всех из седла. Что скажешь, голова. Это он в мой огород камешки бросает.
— Вы-то здесь при чем?
— Я, матушка, пока еще председатель колхоза. Знаю, и ты осуждаешь, что не дала полной воли Алеше.
— Алексей Петрович сам говорит, что невозможно в один год все звенья перевести на безотвальную обработку почвы.
— Защищаешь… И на том спасибо. Прошлой-то весной мы с тобой не на печке лежали. Могли кое о чем и сами подумать.
— Так на то Алексей Петрович и агроном.
— Это я так, к слову. — Нина Васильевна пристально посмотрела на Анну. — Ты-то как думаешь дальше жить.
— В каком смысле? — насторожилась Анна. — Алеша-то навещает тебя?
— Иногда приходит.
— Я давно собиралась поговорить с тобой, да все случая не было. Не вышло у вас песни с Ваней. Горько мне, да что поделаешь. Сердца тебе не заменишь. И тут я вам не судья. С Алешей-то что у вас?
Анна почувствовала, как загорелись щеки.
— Накликаешь ты, матушка, беду и на себя и на Алешу, — покачала головой Нина Васильевна. — Знаю, тяжело одной. Я сама с молодых лет без мужа. Думаешь, сладко было? — Нина Васильевна вздохнула. — Любит меня один человек. Скажи я ему хоть слово, давно бы рядом был. Да и я не чурка с глазами. Другой раз встречу его, сердце зайдется, голова вкруг идет. Дома выплачусь в подушку, на том и дело кончится. Видно, уж такая наша вдовья доля.
— А я-то думала, земное к вам не пристает.
Нина Васильевна горестно усмехнулась.
— Все так думают. А я что ни на есть баба. Прожила жизнь, а любовь-то так и не распознала. Другой раз так хочется полежать на мужской руке… Придет иногда ко мне какая-нибудь бабонька на мужа жаловаться. Я слушаю ее, а сама думаю: «Мне бы твоего мужа, наверное, все бы стерпела».
Анна слушала и не верила. Нина Васильевна — такая строгая, а порой суровая и вдруг так же, как все, любит и мучается.
— Так кто же вам мешал любить, выйти замуж?
— Все, Аннушка, не так просто, как кажется. Когда Ваня еще подростком был, решила с ним посоветоваться.
— И он?
— Пригрозил уйти из дома.
— А когда женился?
— Тогда уж годы ушли. Да и как-то неловко: сын женится, мать замуж выходит. Так вот и пробрела жизнь-то сторонкой…
— Я и не знала, что Иван Иванович такой.
— Дети во все века по отношению к родителям эгоисты.
— И вы никому ни слова…
— В этом деле слова — худые помощники. Так что у вас с Алешей-то?
— Люблю я его, — немного помолчав, ответила Анна.
— Какая это любовь, если другим от нее слезно, если сирот она делает. Как потом жить будешь, когда душу испачкаешь? Такая жизнь радости не принесет.
— Так что мне делать?
— А я откуда знаю? Только я тебе Алешу чернить не позволю. Ты это, матушка, заруби на носу. Ему еще шагать да шагать…