Дина так представила этот мнимый Петькин разговор с женой, что Анна от смеха схватилась за живот.
— Уходи с моих глаз, Петька, а то я за себя не ручаюсь.
Петр выплюнул папиросу, пожал плечами, мол, что с вас возьмешь, сунул руки в карманы и пошел к трактору. Анна проводила его взглядом и, все еще посмеиваясь, сказала:
— Аграфене хоть с сыном повезло.
— Недавно какой-то мужчина приезжал. Видный такой, с сединой. Неделю у нее жил. Из геологов он. Раньше все в наших местах что-то искал. Так Аграфена в праздничном платье ходила коров доить.
— Экая невидаль, мужик к бабе зашел.
— Да люди говорят, Петькин отец это.
— Ты только послушай, у нас наговорят.
— А от кого она посылки да переводы из Читы получает?
— Спроси у нее, если уж так тебе любопытно.
— Да мне-то что. На днях Петрович всех звеньевых на наши поля привозил.
— Ну и что?
— Злые все.
— Дорогу мы им перешли?
— Ананий все. Алексей Петрович рассказывает им, почему на безотвальной обработке почвы хлеб и растет лучше, и засухи меньше боится. А тут Ананий подвернулся и говорит: «Петрович, гони ты их отсюда ко всем чертям. Это разве мужики, ни поля засеять, ни бабу обогреть. Отправь ты их всех в детсад, пусть они сосункам сопли вытирают и горшки из-под них выносят». Что тут началось. Я думала, побьют Анания.
— Зря он так. До осени еще всякое может быть.
— Ничего, переживут.
— Беда мне с вами. Никакой управы. Олег-то приходит к тебе?
Дина потупилась, потом подняла на Анну смущенный взгляд.
— Сватать осенью хочет, Аннушка.
— Сдурели вы, девчонки? Князь грозится Дариму украсть, Олег — тебя. А я с кем работать буду?
— Да мы, Аннушка, не уйдем из отряда.
— Иди работай, — улыбнулась ласково Анна.
Анна побывала еще у Белого камня и вернулась домой. Немного отдохнула и решила полить лук в огороде. Спустилась с ведром к реке, а там Катя сидит с книгой. Недалеко от нее плещется Иринка.
Анна почувствовала, как у нее слабеют ноги. Хотела повернуться и уйти, но пересилила себя. Зачерпнула воду. Катя увидела ее, поджала тонкие губы.
— Здравствуйте, Екатерина Елисеевна, — поздоровалась Анна, но голоса своего не узнала: был он какой-то хриплый, чужой.
— Здравствуй, соперница. — Катя недобрым взглядом смерила Анну.
— Зачем же так? — Анна поставила ведро. — Алешу я полюбила еще тогда, когда вы о нем знать не знали и слышать не слышали. Не серчайте на него. Я во всем виновата была.
— А теперь? — с вызовом спросила Катя.
— Забудьте обиду. Что было, не вернешь. Алеша — хороший. Живите. Вы-то тут ни при чем.
Оттаяли глаза у Кати.
Анна подняла ведро. Нелегко ей дался этот разговор. И в то же время будто какую-то тяжесть с сердца сняла. Лук поливать не стала. Прошла в свою комнату, достала рубашку, которую купила весною Алексею, положила на колени и провела по ней рукою.
— Как просто все в жизни, Алеша. Только куда мне теперь деваться? Вернуться к Ванюшке? Забыть все? Только что из этого выйдет? Разбитый горшок сколько ни склеивай, все равно трещина будет. Уберем хлеб, переведусь на очное отделение и уеду учиться.
Вошла Елена Николаевна, увидела на коленях дочери рубашку, нахмурилась. Она давно уже догадывалась, для кого эта рубашка.
— Не пугайся, мама. Не услышишь ты больше обо мне дурного слова. А это так, в память о мечте.
Елена Николаевна прижала к себе голову дочери.
— Вот уж горюшко-то ты мое.
Анна легонько высвободилась.
— Давай собираться. Послезавтра на Арей поеду. До Читы самолетом, а там автобусом.
Под приземистым кустом талины, то разгораясь, то затухая, вяло горит костер. Возле него на охапке веток дремлет Федор. Рядом под телогрейками крепко спят двое мальчишек. По зарослям диких яблонь, боярышника и угрюма сонно блуждает туман. Ночной воздух пропитан душистыми травами. Сладок сон в лесу. Федор с большим трудом отогнал дремоту, встал, повел затекшими плечами, подбросил в костер веток и посмотрел на восток: закраек неба начал отбеливать. Пора.
Федор поправил на мальчишках телогрейки, взял спиннинг и пошел к реке. Между кустов по полянам трава купалась в пепельно-синей росе. И Федор в больших сапогах брел по траве, как по воде, а за ним тянулся лоснящийся темно-зеленый след.
Урюмка впадала в Онон в густых зарослях. В слиянии рек образовался песчаный мысок. На него и вышел Федор. От мыска вдоль Онона тянулась широкая струя, по ней ходили круги, образуя воронки. От берега до берега над волнами скользил легкий туман. Сквозь него тенями маячили деревья за рекой.