Андрейка из кустов принес толстую сухую талину, Федор просунул ее через жабры.
— Теперь берите жердь на плечи и несите. Парни подняли тайменя.
— Ого, увесистый, — протянул Ганька.
— Пуда два с гаком будет.
На таборе рыбаков встретили голубые сороки. Со стрекочущим недовольным криком они разлетелись по кустам. Костер уже прогорел, и только над одной головешкой поднималась жидкая струйка дыма.
— Вы, мужики, идите проверяйте переметы, а я займусь завтраком. — Федор подбросил в костер веток, из талины сделал рожни, разделал тайменя и три шашлыка поставил к костру. Принес воды и повесил на таган котелок.
Появились Ганька с Андрейкой, они принесли несколько сомов, два темных ямных ленка и краснопера.
— Ну, братцы, вот это у нас улов. — Федор подшуровал огонь.
С шашлыков стекал сок, пахло горелым жиром. Ганька подсел к костру, стащил с белобрысой головы кепку, повел носом.
— Пахнет-то как.
— Никакого у тебя терпенья, — бросив к костру телогрейку, упрекнул друга Андрейка.
— А я ничего, просто так.
Андрейка сел на телогрейку, протянул руки к пламени. Был он длинношеий, с сухощавым смуглым лицом и задумчивым взглядом.
— Федор, а ты акулу ловил? — спросил Андрейка.
— Нет, братцы, не ловил. А видеть видывал.
— А китов? — Ганька поднял круглое белое лицо, выпачканное сажей.
— И китов видел. В Тихом океане. Целую стаю.
— А на какой лодке ты плавал?
— Солдаты, а такие вопросы задаете. Это, братцы, военная тайна.
— А почему ты, Федор, капитаном не стал?
— Несерьезный вопрос, ребята. Разве может без матроса хоть один корабль в море выйти? Как вот у нас в колхозе разве могут быть все председателями? А кто тогда будет хлеб выращивать, овец пасти, за коровами ходить? Вот потому-то я не стал капитаном.
За кустами послышался гул мотора, а затем к костру подкатил «газик». Из него вышел Иван Иванович. Бросил взгляд на шашлыки.
— Я, кажется, вовремя подоспел.
— В самый раз, — отозвался Федор. — Подсаживайся к нам.
— От шашлыка не откажусь.
Иван Иванович сел под куст к ребятам. Федор перед ними выложил шашлыки, поставил котелок с чаем.
— Не робей, парни.
Иван Иванович положил в рот кусок шашлыка, разжевал.
— Вкуснятина.
— Все утро старались.
— А работу побоку.
— В увольнении.
— А ты не знаешь, куда Гераська Тарбаган вместе с трактором девался?
— Дома должен быть.
— Я заезжал к его жене. Она говорит, что вчера утром как уехал, так и не возвращался.
Федор ударил кулаком по колену.
— Я с ним потолкую. Вчера после обеда закончили работу, он отправился в Сухую падь за дровами. А сам, наверное, к Алханайским горам махнул. Сейчас самая пора целебные корни копать.
— От какой же хвори он думает лечиться? Его кувалдой с ног не сшибешь.
— Да он эти корешки в город поставляет.
— А что, он и вправду в бога верит?
— Да ты разве Гераську не знаешь? Если ему выгодно, он не только с богом, а и с самим чертом в обнимку вместо жены ляжет.
— Он и бородку отпустил.
— Зверя в душе ни бородой, ни смиренным ликом не прикроешь.
— Придется тебе на правлении за трактор отчитываться.
— Придется. Я ведь разрешил. Как там дела у Арсалана? Говорят, все-таки сделал он навозовноситель.
— Кто его знает. Маются дурью с Алешкой.
Федор покосился на Ивана Ивановича, но ничего не сказал.
Анна укладывала вещи. Взяла свитер с броским красно-белым орнаментом, говорят, на озере вечерами холодно. Анна давно мечтала побыть наедине с Алексеем хоть недельку, да вот оно как вышло, бежать от него приходится. А сердце никак не хочет согласиться с этим.
Из горницы донесся голос Елены Николаевны:
— Посмотри-ка, что это за машина? Я такой диковины отродясь не видывала.
Анна прошла в горницу и остановилась у окна. Через село в сторону Мертвого поля гусеничный трактор буксировал необычный агрегат. На тракторной тележке был смонтирован металлический бункер. Впереди тележки поблескивал плоскорез. К нему от бункера спускался шнек. С боков бункера виднелись шестеренки, цепи.
— Это, мама, навозовноситель. Арсалан с парнями изобрел. Поехали на поле испытывать.
— Чудно. Руками-то зазорно навоз на землю сбросить?
— Это, мама, чтобы пары не пахать отвальным плугом. Плоскорез-то под землей идет. К нему по шнеку и будет подаваться навоз. Прошел навозовноситель, удобрили землю, а стерня как стояла, так и стоит. И пусть ветры беснуются, сколько захочется, стерня-то и сохранит, пашню от ветровой эрозии. И влаги на парах больше накапливаться будет, землю-то не переворачивают, не сушат ее.