— Идите, отдыхайте, — приказала она. — Здесь вы теперь ничем не поможете.
— Что у них?
— Разве я не сказала? Конечно, дифтерит. Ночевать где будете?
Он назвал дом знакомого рыбака.
— Ну, идите, идите. Найду, если нужны будете.
Только на улице Никита Алексеевич вдруг понял страшный смысл вопроса врача о месте его ночлега, и ему захотелось вернуться.
Ночью он несколько раз приходил к больнице и подолгу стоял на крыльце, всматриваясь в освещенные окна. Ни одного звука не доносилось оттуда, только изредка на оконные занавески ложились женские тени.
Поселок спал. Уныло свистел между домами ветер, раскачивая деревья, слышался отдаленный шум моря.
Утром, увидев Никиту Алексеевича в больнице, Вера Васильевна устало сказала:
— Утешать не буду, плохи ваши дети.
Никита Алексеевич вышел из больницы, сел на крыльцо и подумал: «Что мы с Дусей без них? Неужели не успел довезти?»
Вспомнилось, как после Бориски они с Дусей ждали девочку, придумывали ей имя, а родился мальчик. Шли сыновья — четыре сына. Никита Алексеевич даже как-то пошутил, что могла бы Дуся в больнице сменить мальчика на девочку. «Ладно, — сказала тогда Дуся, — четыре сына — четыре охотника вырастут. Дичью нас завалят».
На какое-то мгновение ему представилась бухта Крестовая, вся в разбегающихся от дома тропинках, маяк на скале, и таким безрадостным показалось это место без детей, такое щемящее горе подступило к сердцу, что Никита Алексеевич низко склонил голову и закрыл глаза.
Но виноват ли он перед детьми, что выбрал для жизни такое место? Может быть, права была Дуся, когда не хотела ехать на маяк? Нет, нужен он в Крестовой. Ведь кто-то должен нести эту службу. Разве мало еще таких мест на Байкале, где живут люди, как и он, семьями. Ну, случилась беда! Да разве детей от болезней убережешь? Везде могут захворать.
Кто-то коснулся плеча Никиты Алексеевича. Он поднял голову. Над ним стояла Вера Васильевна.
— Вытрите глаза, — сердито сказала она. — Еще и сами заболеете. Нечего вам тут без дела сидеть, себя понапрасну изводить. Берите лошадь и поезжайте в лес. У нас дрова кончаются, а вашим ребятам тепло нужно.
В лес он выехал с больничным сторожем — стариком Фокичем, сильно припадавшим на правую ногу. Сочувственно поглядывая на молчаливого, замкнувшегося в себя, смотрителя, он все пытался успокоить его, вызвать на разговор.
— Вера Васильевна вы́ходит, — говорил он. — Ты в ней не сомневайся. Смерти твоих детишек не отдаст.
За работой Никите Алексеевичу стало легче, и день прошел незаметно. Только время от времени он вспоминал о больнице, зачем он здесь, и острая боль опять подступала к сердцу: «Что там сейчас?» — думал он о больнице, и руки его невольно опускались.
В Заброшино из лесу они вернулись в сумерки. Во дворе больницы Никита Алексеевич увидел большую поленницу нарубленных и аккуратно уложенных дров.
— Неужели за зиму спалите? — спросил он сторожа, недоумевая, зачем же Вера Васильевна отправила его в лес, когда дров полон двор.
— Вера Васильевна — хозяйка заботливая, — довольно отозвался сторож. — Любит с запасом жить.
«Это она мне работу придумала, — с признательностью подумал Никита Алексеевич. — Нарочно, сердце мое успокоить…»
Вера Васильевна в белом халате стояла на крыльце.
— Привезли? — спросила она. — Вот и спасибо.
На лице Веры Васильевны блуждала тихая, довольная улыбка.
— Что, Никита Алексеевич, — спросила она, — признайтесь, — наверное, вы с Дусей голову потеряли? А? Испугались, как все четверо свалились? Правда? Успокойтесь, поставим на ноги ваших детишек. Теперь дела наши хорошие! — И она счастливо засмеялась.
— Лучше?
— Не лучше, но страшное миновало. Успела сыворотку ввести. Сейчас признаться могу: очень за них боялась.
У Никиты Алексеевича дрогнуло лицо.
— Вера Васильевна, — начал он, но не смог продолжать, только потер рукой горло.
— Что Вера Васильевна? — добродушно спросила женщина и улыбнулась. — Ничего, ничего… Вы только Дусю побыстрее известите. Измаялась она там одна, бедная.
— Извещу.
— А не побоитесь теперь на маяке оставаться? Не убежит Дуся?
— Думал об этом, себя уж даже начал винить, — признался Никита Алексеевич и твердо добавил: — Останемся в Крестовой.
— Вот за это и люблю вас и Дусю. Везде вам будет хорошо, где бы жить ни пришлось. И вашу Крестовую люблю. Нет у нас тут лучше места. В будущем году отдыхать к вам приеду — со всей семьей. Детишки у вас растут крепкие, наверное, от рыбы — много рыбьего жира принимают. И ничего не бойтесь, Никита Алексеевич. Не одни!