Максим опять не мог уснуть, мысли и эмоции переполняли его, мешали сосредоточиться, наметить хоть какой-то план действий. Он думал о том, как будет просить разрешение на усыновление Моти, мечтал о том, как сделает предложение Маше. Полусонный он не сразу понял, что слышит плач Моти. Включив верхний свет, он тревожно смотрел в сторону комнаты, откуда доносился плач. Через секунду дверь ее открылась. Маша прижимала к себе плачущего сына и была очень напугана.
— Максим, у Моти температура… У меня даже термометра здесь нет. Что делать?
— Маша, у меня есть термометр… я думаю, что есть, потому что мама собирала аптечку и периодически ее чистит, потому что я не болею.
Через минуту он уже нес Маше градусник, а еще через пять — испугался сам.
— Почти сорок, — непослушными губами прошептала Маша.
— Так, не волнуйся, мы же в Москве! Сейчас вызовем «скорую».
После его слов Маша испугалась еще больше:
— Ты думаешь? Хорошо… Только ноль три! Никаких частников! Я умоляю!
— Хорошо, хорошо, не волнуйся, я уже набираю.
Качая на руках сына, Маша не отрывала испуганного взгляда от лица Максима, пока он разговаривал с диспетчером.
— Что? Что они сказали?!
— Все, они едут, я иду встречать. Вы ждите здесь, здесь больше света, — одеваясь, предложил он.
Уже выходя, он вернулся, зачем-то пошел в ванную. Маша с недоумением наблюдала за ним.
— Вот, — он протянул ей свой махровый халат, — надень, пожалуйста.
— О Боже! — Покраснев, она поняла, что в своей почти прозрачной ночной рубашке выглядит неподобающим образом. — Спасибо… — Положив сына на кровать, она торопливо надела халат.
В лифте перед его глазами все еще стояла прекрасная до умопомрачения Маша с распущенными волосами, в прозрачной сорочке, через тонкую ткань которой просвечивало ее смуглое тело. Он мотнул головой, прогоняя видение, втайне радуясь, что в действительности это видение находится в его квартире и совсем не думает, как выглядит в данный момент, потому что есть нечто более важное, чем ее внешний вид. Вспомнив о больном сынишке, он тут же устыдился своих крамольных мыслей и сосредоточился на ожидании машины.
Подбежав к подъехавшей «скорой», засуетился, в лифте неловко протянул одной из двух приехавших на вызов женщин деньги.
— Молодой человек! Мы не частники! — довольно резко напомнила она и укоризненно посмотрела на его руку.
— Да, я помню, простите, — смутился Максим, — только для своего сына я хочу сделать все, что возможно.
— Мы и сделаем все, что возможно! — уверила его врач. — А вы почему так волнуетесь? В первый раз сынишка заболел? — неожиданно улыбнулась она.
— Да, в первый, у меня сейчас все в первый раз, — вздохнул он и, открыв дверь квартиры, пропустил медиков вперед.
— Ничего, поможем вашему сынишке! Сейчас вымоем руки и поможем.
— Да, конечно, я провожу, — волновался он, отгоняя от себя мысли о том, что эти люди сейчас могут увезти от него самое дорогое.
Застыв, он наблюдал за действиями медиков, слабо понимая, о чем они говорят и что делают.
— Скажите, это не пневмония? — Маша со страхом смотрела на фонендоскоп доктора. — Я очень боюсь, потому что в детстве сама чуть не умерла…
— Успокойтесь, пожалуйста! У вас даже не бронхит. Хрипов нет, легкие чистые, а вот горлышко у малыша красное. Кашель есть?
Выслушав Машу, врач сделала назначения и выписала рецепты.
— Сейчас мы сделаем малышу укол, а вы внимательно следите за температурой: не допускайте, чтобы она поднималась до тридцати девяти. Делайте получасовые обтирания, как можно чаще давайте малышу пить. В аптеке возьмите жаропонижающие свечи и комплексное средство для лечения ОРВИ. Когда температура спадет, можно будет делать компрессы. А сейчас, если в доме ничего нет, лучше проехать в круглосуточную аптеку. Мы можем подвезти до Ясенево, аптека там прямо у метро.
— Спасибо, я на машине, — подал голос Максим, который уже успел успокоиться.
— Хорошо. И не волнуйтесь, наблюдайтесь по месту жительства и выздоравливайте.
Проводив медиков, Максим заметил, что немного успокоилась и Маша. Она тут же деловито и сосредоточенно приступила к выполнению рекомендаций врача.
— Маш, я быстро. Это не очень далеко, да и пробок в это время суток нет.
Когда Максим вернулся, Маша сказала, что температура спала. Через четыре часа они вместе давали Моте суспензию, ставили свечу. Малыш заснул. Они, как и днем, лежали по обе стороны от него.
— Я плохая мать! Наверное, температура у Моти была уже утром, а я потащила его гулять. — Пережитые волнения Маши выливались слезами. — Наверное, и купать его нельзя было, — плакала она.