— Ну ладно, ты была загипнотизирована, но где была я?! — искренне возмутилась Раиса Васильевна. — Да, теперь нам ничего не остается, как только ждать!
— Помнится, у тебя были какие-то предчувствия по поводу Машиного дня рождения, — виновато вздохнула Наталья Николаевна.
— Так ведь еще не вечер! До Машкиного дня рождения целый месяц!
К началу лета в саду осталось всего две группы детей. Рогнеда Игоревна очень рассчитывала на то, что к этому времени завершится ремонт летней резиденции сада, купленной мужем совсем недавно. Но ремонт затянулся из-за непредвиденных обстоятельств, если выход из строя древнего, как сама Москва, водопровода можно назвать непредвиденным. Но именно по этой причине переезд детей за город отсрочился на неопределенное время.
Через несколько дней после дня рождения сына Маша написала заявление на отпуск, зная, что работы у нее летом почти не будет, а синекура не устраивала ее по морально-этическим соображениям. Подписывая заявление, Рогнеда Игоревна внимательно присматривалась к Маше.
— Маша, что-то случилось? Ты как-то изменилась в последние дни. Это из-за Сергея? Но, уверяю тебя, он сделал свое предложение от чистого сердца, жалея тебя и Мотю.
Маша постаралась разуверить ее и рассказала о своих беседах со своей тезкой.
— Ты думаешь про уста младенца, которыми глаголет истина? — внимательно выслушав ее, спросила Рогнеда Игоревна.
— Синеглазка — не простой ребенок, а почти родственная душа, поэтому говорит она искренне и от души, по-настоящему сопереживает, сочувствует мне, хотя и подгоняет это под свою теорию. Она искренне считает, что бабушка должна быть у каждого ребенка. Получается, что это я лишаю Мотю бабушки, ее любви, радости общения с ней. Я лишаю его не только бабушки, но и родного дома. Даже у ребенка вызывает удивление, что мы с Мотей живем в саду. За что же я наказываю сына? Он-то в чем провинился? Почему он должен платить по моим счетам? Рогнеда Игоревна, я, наверное, перепишу заявление… Может, я покажусь вам неблагодарной, но я боюсь, что уходит время… время, когда я должна признать свои ошибки, признать и повиниться сейчас, чтобы не отворачиваться от непонимающего взгляда сына потом, чтобы потом не бояться его «почему?», не сожалеть еще больше о своей глупости.
Смущенная своим неожиданно прорвавшимся красноречием, Маша замолчала и взволнованно смотрела на Рогнеду Игоревну.
— Машенька, ты хочешь уехать домой? А как же учеба? — заволновалась она. — Хотя, конечно, ты права! Мне очень не хочется расставаться с вами, я к вам так привязалась! Но ведь ты будешь приезжать на сессии?! — радостно вспомнила она. — Ты уже купила билет?
— Собственно, это решение… я долго думала, но решение приняла только что. Я еще даже не звонила маме, мне еще нужно отважиться на этот звонок…
Через несколько часов, уложив сына спать, она долго ходила по комнате, не решаясь набрать домашний номер. А когда наконец осмелилась сделать это, то от волнения, охватившего ее, несколько раз сбивалась, мешали и слезы, которые застилали глаза.
— Никогда не думала, что так трудно сделать первый шаг. Но я должна сделать его! Ради сына, ради мамы, ради себя… — шептала она и нажимала кнопки телефона снова и снова.
— Алло! — услышала она наконец родной голос.
— Мама, это я! — ответила она, собравшись с силами. — Прости меня, пожалуйста…
— Маша! Это ты прости меня! Доченька моя, где ты?!
— Я в Москве, но я не одна, — каждое слово давалось Маше с огромным трудом.
— Маша, я все знаю…
— Знаешь? Откуда?
— Маша, я неправильно выразилась, я не все знаю… У тебя сын или дочь?
— Мама, у меня сын Мотя, то есть Матвей… Он родился в день рождения Пушкина.
— Замечательно, я так и знала! Ну а как же нам без Пушкина?! Говори быстрее адрес, я немедленно выезжаю!
— Мама, адрес тебе уже не нужен, я думаю послезавтра выехать домой, — сообщила Маша, один день оставляя себе на сборы.
— «Выехать»? Ты хочешь ехать поездом? Но ведь это почти трое суток?! Малыш сможет так долго находиться в замкнутом пространстве купе? Летите самолетом! Я сейчас же отправлю вам денег на билет.
— Нет, мама, мы поедем поездом, — твердо сказала Маша. — Я позвоню в день выезда.
— Я буду встречать вас у вагона! — вынужденно согласилась Наталья Николаевна.
Маша понимала, что, решив ехать поездом, она опять смалодушничала: взяла себе дополнительную передышку почти на трое суток дороги. Ожидая, пока проснется сын, она мысленно продолжила беседу с матерью: «Мамочка, я уже давно нахожусь в замкнутом пространстве и в прямом, и в переносном смысле! Ты просто не знаешь этого. И три дня пути в ограниченном пространстве нам совсем нестрашны, потому что они разрушат этот замкнутый круг!»