Смотрела Революция в лицо
Усталым трибуналом неречистым.
И перед строем замерших бойцов
Ударил выстрел
Коротко и внятно.
Седое поколение отцов,
Твоя непримиримость мне понятна.
И у меня пробилась седина,
Но не расстанусь с вашими словами:
«Твориться Революция должна
Лишь чистыми сердцами и руками!»
4
На бреющем — проходят облака,
А может, это пролетает время
В тяжелых сгустках
Вдаль
Издалека
Над горем
И над радостями всеми?
Оно летело так же и тогда,
Сгущая в дни
Минуты и мгновенья,
Когда, отец,
Менял ты города
С армейским кочевым подразделеньем.
Приказ:
«Из Минска ехать на Урал» —
Теперь нужны милиции
солдаты.
Опять в горах грохочет не обвал,
А выстрела бандитского раскаты.
И молния раскалывает мрак,
Рванули будто молнию из ножен.
Ты так хотел уехать на рабфак,
Но сам себе сказал ты:
«Кто-то должен…»
Давно, отец, другие времена,
Но мир, отец, по-прежнему
Так сложен,
Что нам порой бывает не до сна,
Но ты же повторял мне:
«Кто-то должен!»
И шел в ЧК,
И ехал в дальний полк,
Шел охранять,
Что с боем было взято.
Не жертвенность в твоих словах,
А долг.
А долг —
Источник мужества солдата.
5
Ну, кто придумал,
что всему свой срок?
Ты шел домой,
нестарый, но усталый.
Болезнь тебя
Нежданно
Сбила с ног,
Как с той, гражданской,
Выстрел запоздалый.
Наверно, с ней бы справиться не смог!
Но тут — война,
И, напрягая силы,
Вставали инвалиды за станок,
И мальчики снаряды подносили.
Я утверждаю:
знали о войне.
Солдат-посыльный постучался резко
Еще за месяц —
в майской тишине,
Придя с военкоматовской повесткой.
Звезда упала в клумбу во дворе
И стала светляком зеленоватым.
Отец шагнул из дома на заре,
А возвратился
Только
В сорок пятом…
6
Ох, память сердца,
Как она крепка! —
Вновь обжигает горестью вчерашней,
И вновь в руке — отцовская рука:
Мол, я солдат, и мне совсем не страшно!
Он умирал.
И говорить не мог.
Но ясно слышал:
Плачут домочадцы.
Он умирал,
Но от земных тревог
Упорно не хотел он отрываться.
Вот так идут, наверно, на расстрел
И смотрят не на дула,
А на пашни,
И вспоминают:
«Что же я успел?
Солдатом был —
И мне совсем не страшно!»
Лишь знать бы точно,
Что наследник твой
Продлит тобою начатое дело, —
И насладится теплою землей
В последний миг
Распластанное тело.
Потом в граните воины встают,
Бессильны грозы,
И бессильны стужи! —
Нам жизнь свою они передают,
Как будто безотказное оружье.
Так и, отец,
Ты все мне передал
Своим рукопожатием прощальным…
А в небе тучи,
Словно глыбы скал,
Уже грозятся грохотом обвальным.
И вечер тени сильно удлинил,
И добираться далеко до дому.
…Прости, отец,
Что редко приходил
К тебе я
Не гранитному —
Живому.
ЧЕКИСТ
За окнами
На темном небосклоне
Светлеют звезды
Дырками от пуль,
Хрипит чекист,
Зовет чекист в погоню,
Наткнувшись на порубанный патруль.
И кажется усталому чекисту,
Что, выбитый бандитом из седла,
Он умирает не в палате чистой,
А в поле,
у кержацкого села.