— Йонас, что тебе говорил следователь?
— Ничего особенного: спрашивал, где лежало ружье, куда я ездил, где нашел Жолинаса, и приказал никуда не отлучаться.
— Логично, но бесчеловечно, — повторил Викторас и снова задумался: «Отпадает и сам лесник. Если выстрелить, приставив ствол к животу, — конец… Третий вариант наиболее верный — несчастный случай. Но где я мог зацепить его? Только возле шалаша… — Перед глазами возникли берег озера, дельта ручейка, ольшаник, наполовину сгнивший навес. — Черт, и расстояние примерно подходит…»
— Товарищ Моцкус, уже приехали.
Викторас легко, как спортсмен, выскочил из машины и, довольный своими выводами, бодрой походкой направился в кассу. Отыскав уголок поспокойнее, он, мурлыча песенку, заполнил расходный ордер, вложил его в книжку, подал знакомой девушке, немного пошутил, пододвинул к ней, как всегда, небольшую шоколадку, но девушка все вернула назад.
— Не могу, — сказала она.
— Денег нет? — Моцкус все еще пребывал в отличном настроении.
— Есть.
— Неверно заполнено?
— Верно.
— Так в чем же дело?
— Зайдите к заведующему, — девушка тоскливо посмотрела на шоколадку и покраснела.
Викторас ворча подошел к красивой дубовой двери, без стука распахнул ее и спросил человека, сидящего за столом:
— Опять новый порядок?
— Старый, товарищ Моцкус, даже слишком старый, — приятно улыбнулся тот и, поднявшись навстречу, вежливо пожал руку. — На сей раз я бессилен.
— Почему?
— Вам лучше знать.
— Прокуратура?! — спохватился он, и ему показалось, что его окатили горячей водой. — И здесь уже вертятся колесики, заведенные этим вонючкой! Ну, ну…
— Даже жужжат, — виновато улыбнулся заведующий. — Я вам, профессор, свои могу одолжить — сколько надо, но вклад… Сами понимаете.
— Ну и свинья, ну и молокосос этот следователь! — Смутившись, Моцкус спрятал книжку вместе с шоколадкой и тяжело вздохнул: — Боже, как легко подходить к людям с собственной меркой!..
— Чего не знаю, того не знаю, — заведующий широко развел руками, проводил до порога и еще раз предложил: — Насчет денег вы не очень-то стесняйтесь: сколько понадобится, могу даже домой принести.
Моцкус только рукой махнул и ввалился в машину. Всю дорогу молчал и чувствовал, как продолжают гореть щеки.
«Хотя бы предупредил, паразит! Что теперь люди обо мне подумают? Нет, этот фокус так легко для него не пройдет. Он должен будет ответить мне за это! Он еще, чего доброго, по наущению этого безумца и квартиру мою опечатает! — Мысли все время вертелись вокруг подлости, подстроенной ему следователем. — Спокойнее, — укрощал он себя. — Только не горячись, теперь надо обдумать все как можно спокойнее…»
Во дворе лесхоза Моцкус вылез и не спеша отыскал кабинет директора, вошел туда и с облегчением вздохнул: Пранас был один.
— Послушай, голубь мира, — даже не поздоровавшись, спросил удивленного хозяина, — ты правда думаешь, что этот выстрел — дело моих рук?
— Я ничего не думаю, товарищ Моцкус, но как все это объяснить — в голове не умещается: вы целый день готовились, угрожали, обещали убить его, а вечером, когда взяли ружье…
— В голове не умещается? — Моцкус уже иронизировал. — Не хочешь?.. Боишься?.. Только откровенно.
— Милый, уважаемый, любимый товарищ Моцкус, — директор даже вспотел и встал, — но что я могу сделать?
— Только то, что велит совесть, наша дружба… Нет, дружба — слишком громко сказано. Мы никогда не дружили. Ты только лебезил передо мной и благодаря моим знакомствам улаживал свои делишки, а я притворялся, что ничего не замечаю… Ведь так?
— Почему вы так, товарищ Моцкус?
— Значит, боишься! Так и запишем. Бойся, если ничего другого не можешь, хотя это противно, не по-мужски, но все-таки лучше, чем лгать. Интересно, что ты станешь делать потом, когда выяснится, зачем он полез в этот ольшаник?..
— Если выяснится, тогда зачем на других нажимать, зачем компрометировать себя? Не лучше ли довериться справедливости советских судебных органов?
— Ты тоже орган, ты тоже советский, а как тебе доверять? Вот и побледнел. А там, думаешь, не сопляк сидит?.. Мне время выиграть надо, понимаешь? Мне нужно несколько человек, я там каждую пядь через лупу исследую. Ты, наверно, не забыл, что я и эту работу неплохо делал?