Повисла пауза, во время которой Асина уверенность в собственной стойкости слегка поколебалась. Кушать землю она не рассчитывала.
— Землю только парни едят, — живо возразила Сонечка. — Для девочек достаточно съесть один бублик на троих и запить чаем.
И повела подруг в чайную. Там их напоили чаем со сдобными калачами. Ася долго сомневалась — удалось ли столь странным образом закрепить их клятву дружбы, поскольку калачи были непростительно пышные, а услужливый половой так подобострастно увивался вокруг их стола, что совершенно не было возможности придать ритуалу необходимую таинственность. Впрочем, эта чайная стала на долгие годы местом их маленьких пиршеств… Ася — аккуратистка и молчунья, надежная хранительница чужих секретов, Манечка — добрая душа, напрочь лишенная эгоизма и зависти, и Сонечка — огонь и ветер. Только втроем они ощущали себя по-настоящему счастливыми и на протяжении гимназических лет оставались неизменной неразлучной троицей.
Отец Сонечки, Данила Фролович Круглов, держал чайную с постоялым двором на углу торговой площади. Дом Кругловых находился в Останкове, за Обнорой. Там же Кругловы имели землю, на которой трудились старшие братья девочки и наемные работники. Сонечку привозили в гимназию на двуколке.
В просторном ореховом шифоньере, что стоял в светелке верхнего этажа дома, чего только не было! Платья, шляпки, каморы, пелерины, капоты и палантин. А лент, бисера, цветных пуговиц!
Но сама-то Сонечка была абсолютно равнодушна к содержимому своего шифоньера и однажды призналась Асе, что хотела бы родиться мальчиком и всегда сожалеет, что это невозможно.
— Честно говоря, я до самой гимназии надеялась, что когда-нибудь стану мальчиком, как братья, — со вздохом сказала ома, наблюдая, как Ася перед зеркалом крутится в ее капоре.
— Зачем?
— Да затем, что мне нравилось все, что нравится им. Лазать по деревьям, скакать на лошади, играть в войну! А меня наряжают в эти неудобные длинные платья, которые вечно цепляются за ветки да колючки.
Ася находила интересным такой взгляд на вещи, но не больше. К тринадцати годам ее начала немного смущать растущая грудь, но в остальном роль будущей женщины ее вполне устраивала. Она подозревала, что богатая подружка немного кокетничает, и легко прощала этот маленький грех. Сонечка, в свою очередь, находила в аскетизме тоненькой гордой Инны что-то притягательное. Старалась перенять у той манеру держаться, двигаться, говорить.
Уклад дома Кругловых существенно отличался от хозяйства Сычевых, где жила Ася. Из всех детей Кругловых в гимназии училась лишь одна дочь. Мальчики же, окончив начальную школу, становились помощниками отца, работали в многоотраслевом хозяйстве Кругловых. Голос Данилы Фроловича — зычный, густой — раздавался то там, то здесь. Хозяину до всего было дело. Порой казалось, что этот неутомимый беспокойный дядька находится одновременно в нескольких местах — только что распекал кого-то во дворе, вот он уже в кухне, а замешкаешься, его и след простыл — только мелькает на дороге в город из легкой брички его высокий картуз с лаковым козырьком.
Просторный бревенчатый дом, обшитый тесом, как большинство домов в этом лесном краю, выкрашенный коричневой краской, с двумя парадными крыльцами, под железной оцинкованной крышей, был просторен, наряден и удобен. В этом доме чувствовалась особенная основательность и надежность.
Ася бы назвала его дом-склад. Однажды ей пришла мысль, что если бы Данила Фролович решил строить ковчег на манер Ноя, то длительное путешествие вполне могли бы обеспечить запасы собственного дома.
В кладовых, погребах, ледниках, подвалах хранились продукты. Здесь висели мясные окорока, лежали рулоны колбас, в бочках хранились соленое сало, сельдь. Стояли на полках высокие крынки со сметаной, желтые кругляши масла.
Чего здесь только не было! Рыба, соленья, варенье, овощи, моченые яблоки… Бывая здесь вместе с Софи, Ася почтительно оглядывала плоды трудов семьи, и это налаженное хозяйство вызывало невольное почтение.
Никто в доме Кругловых не сидел без дела. Все — от хозяина до самого младшего Сонечкиного братца, Кирьки, — были вечно чем-то заняты. Работали в поле, на конюшне, во дворе, в чайной, на постоялом дворе, в доме.
Одной только Сонечке разрешали гулять с подружками или заниматься уроками, что тоже, по подозрению Аси, в этом доме считалось забавой. Она смутно догадывалась почему: единственную дочку в семье баловали, как в доме исправника баловали Петера.
Ася невольно сравнивала эти два хозяйства и постепенно пришла к выводу, что для фрау Марты главным является порядок, а для Данилы Фроловича Круглова — достаток.
Сонечка в учебе не блистала, поэтому Асе и Мане приходилось частенько подтягивать подругу по разным предметам. Как-то раз подружки сидели в комнате Сонечки, пытаясь втолковать ей премудрости математики. Но Сонечка ухитрялась ловко уводить своих наставниц далеко от темы, время шло, а подруги топтались все на том же месте.
— Софи! Если вы не возьметесь за ум, — произнесла наконец Маня голосом Зои Александровны, — вам грозит переэкзаменовка!
В это время за окном послышались шум подъехавшей подводы, голоса, скрип отворяемых ворот. В ту же секунду Соня оказалась на окне, перегнулась через подоконник.
— Мари, за тобой батюшка приехал, а на козлах — Алешка. Маня и Ася вмиг оказались у окна. Навстречу отцу Сергию вышел хозяин, степенно поклонился и, по-видимому, пригласил в дом. Батюшка развел руками, пытаясь отказаться и что-то объясняя хозяину.
— Мне пора, — засобиралась Манечка, но Соня остановила ее:
— Если папенька вышел, он уж не отпустит. Отец Сергий аккурат к чаю прибыли. Теперь уж не отвертеться! Вот увидишь — уговорит. И вы оставайтесь! Они тебя, Ася, после домой отвезут.
Соня как в воду глядела — переговоры окончились тем, что отец Сергий сдался. Алешка спрыгнул с козел, и Вознесенские направились в дом следом за хозяином.
— Варвара! Накрывай на стол! — рокотал внизу голос хозяина. Дом пришел в движение. Собственно, в нем никогда не бывало особой тишины, разве что ночами, — разговаривали здесь громко, перекрикивались, все обитатели дома шумно ходили, наступая на пятки, отбивая каждый шаг. А уж визит священника совершенно взбудоражил дом Кругловых. От образовавшейся суматохи отец Сергий пришел в некоторое замешательство. Круглолицая улыбчивая Сонечкина мать пригласила подружек к чаю. Те не посмели отказаться. К тому же Асе было любопытно взглянуть, как происходит чаепитие в других домах. То, что она увидела, сильно озадачило.
В большой зале стол был накрыт мятой по краям и не слишком свежей скатертью. На ней стояли разного калибра бокалы вперемежку со стаканами и гора блюдец. Заварочный чайник с отколотым носиком по форме и расцветке не подходил ни к сахарнице, ни к молочнику. Посреди стола безо всякой симметрии и порядка стояли блюда с плюшками, возле большого куска сыра лежал нож, здесь же находились неровный кусок масла на блюде, а не в масленке, коробка сардин, открытая банка с вареньем и, прямо на бумаге, внушительный осколок сахарной головы. Чайные ложки лежали горой посередине стола и тоже, как и чашки, были все разные, не из набора.
— Благословите трапезу, батюшка, — не без важности попросил хозяин.
Отец Сергий прочитал молитву. Все уселись. Подружек разместили в конце стола, напротив мальчиков — Алешки Вознесенского и Кирьки Круглова. Мать Сони, Варвара Власьевна, села у самовара — разливать чай.
Старшие парни Кругловы сидели рядом с отцом, были серьезны и молчаливы. Говорил за столом в основном Сонечкин отец. Ему изредка отвечал отец Сергий. Прямо напротив Аси сидел Алешка, и выражение лица у него было такое, будто какая-то каверза так и зудит внутри его существа. Ася сделала, как она полагала, неприступное и гордое лицо и решила не обращать на врага внимания, что бы он ни затеял.
Речь за столом шла о видах на урожай, о делах в земстве и незаметно перешла на предметы конкретные.
— Я вот, Данила Фролыч, сейчас проведывал учеников наших на Вшивой горке… — поделился отец Сергий. — Какое все же бедственное положение во многих домах! Удручающее впечатление…