Таким он показан уже в начале произведения. Кое-что затем меняется, кое-что уходит, перегорает, отбрасывается, но в главном Максим Бобцов остается верным этому самочувствию. В его душе многое перемешалось, есть и малое, и мелкое, но перевешивает серьезное и крупное. Побеждает все же настоящее. Максим Бобцов остается самим собою: сложным, многоликим, вмещающим в себя разные чувства, чуждым психологии гладеньких "чистюль" и моралистов вроде комсомольского секретаря Геньки Аршинова. В. Козлов создал характер человека, по его мнению, наиболее вписанного в реальную жизнь, знающего высшую житейскую мудрость: легких путей нужно избегать и "прямых дорог не бывает", как ответил он Аршинову на его нравоучение. Чтобы сказать так, нужна смелость и чувство правды.
Что создает главное настроение романа? Есть в душе героя глубокая уверенность, что все неприятности и срывы - это мелочи жизни, что в конце концов победит и не может не победить справедливость, правда, какой бы сложной и неустроенной ни была жизнь.
В этом настроении книги выразился дух сразу двух времен. Того, послевоенного, когда все силы жизни после Победы тянулись вверх и надеялись на лучшее. Кроме того, это были надежды и воодушевление времени, когда создавался роман: конца 50-х и начала 60-х, когда перед молодым поколением жизнь раскрывалась доброжелательно и многое ему обещала.
Видно, как говорится, невооруженным глазом, что человек типа Юрки Гуся, Максима Бобцова (а в романе "Солнце на стене" - Андрея Ястребова) больше всего интересует писателя, ближе всего ему.
Но не только к этому своему главному герою с большим интересом присматривается писатель. Главный герой делает свой выбор среди разных "вариантов" поведения и судьбы. Почти всегда рядом с ним есть контрастные характеры, которые одновременно и притягивают и отталкивают его. Душевно взаимодействует он больше всего с ними. Рядом с Юркой Гусем - идеальный Северов и трусливый негодяй и убийца Гришка Ангел; рядом с Максимом Бобцовым - циничный уголовник шофер Корней (и как ответвление мечущийся между ними Мишка Победимов, добрый и артельный, но погрязший в безвольном подчинении Корнею, уступающий силе зла). А с другой стороны - Максим долго и недоверчиво присматривается к безупречному Николаю Бутафорову. И тянет его к нему, и раздражает он его, вызывая то досаду, то восхищение. "Может быть, в глубине души мне и хотелось быть таким, как Николай, но в этом я даже себе не мог признаться. Я не верил, что человеку может быть все ясно в жизни. Не верил этой железной бутафоровской уверенности. Я наблюдал за ним, искал на солнце темные пятна и пока не находил. Поэтому еще больше злился на него".
Сказано сильно и откровенно, вполне в духе Максима Бобцова. И вероятно, в духе самого В. Козлова; не зря же он и фамилию Бутафорову дал подходящую: что-то здесь, возможно, ненастоящее, показное, поддельное. Впрочем, доказать это писатель или его герой не берутся да, откровенно говоря, и не хотят. Должны же быть, соглашаются они, среди простых, обычных людей герои, подвижники, люди из другого теста, не чета грешному Бобцову, который хоть и не позволяет себе кому бы то ни было завидовать, а все же частенько поглядывает на Бутафорова: а что он, а как он? Похоже, что без этого тяготения-отталкивания, сложной дружбы-вражды неполон будет и облик "коренного" козловского героя.
Но как писатель В. Козлов все же слишком "от мира сего", дорожит его зримой и чувствуемой вещественностью. И хотя тянет его иногда в небо за журавлями (или орлами, как называет Максим полусерьезно-полуиронически Бутафорова), ближе ему "птицы" более земные и достижимые. Но тянет, все-таки тянет... И это тоже делает Максима и других героев В. Козлова столь близкими многим читателям.
Герой Козлова уверяет себя и нас, что он пришел в мир не для "красивых" разговоров и не для того, чтобы перед кем-то "выкаблучиваться", а для практического, житейского употребления всех своих возможностей. Потому-то он много видит в этом реальном мире и делает его зримым для нас. Со временем в первом романе В. Козлова все больше начинаешь ценить его "свидетельский" характер, картины того, как жили, что думали, как чувствовали, пили, ели, одевались, о чем мечтали, к чему стремились люди тех лет, уходящих в историю...
В. Козлов - особенно в повестях о войне и в этом романе - умеет создать картину, так сказать, нашей "среды обитания" в те годы. Мы оказываемся в чувственно ощутимом мире, среди вещей и людей, живых и достоверных...
Из многих таких картин возьму одну. Поймет ли сегодняшний читатель, что стоит за этой сценой? "Не сговариваясь, мы зашли в столовую. Народу было много, все столы заняты. За стойкой резала ножницами жиры, мясо, хлеб молодая женщина в белой косынке. Взамен давала жетоны". Что все это значит? Режет ножницами жиры, мясо, хлеб? Кто же режет хлеб ножницами? И какие жетоны дает взамен?
А ведь за этим стоит голодная карточная система, о которой теперь редко кто помнит. До глубокой осени 1947 года по карточкам, по скупой и строгой норме выдавались не только хлеб (четыреста граммов на иждивенца, то есть на детей главным образом!), но и жиры, и мясо, и сахар (взамен которого выдавались то повидло, то конфеты-подушечки)... Заходишь в столовую - подавай карточки, и взамен супа и каши у тебя вырежут из карточки (ножницами, понятно) талоны на жиры, мясо, хлеб.
"Съел" свои талоны - все, клади зубы на полку! "На моей карточке, огорчается Максим Бобцов, - жиров и мяса не осталось, одна крупа и сахар. Так что можно сразу уходить. Но есть-то хочется..."
Мир, в котором он живет, как видим, вполне материальный, со своими заботами и требованиями. В этом мире человеку многого "хочется", многого он лишен, и герой Козлова этого не скрывает ни от себя, ни от нас. Тем и по душе читателю эта проза. Максим умеет быть непосредственным и заражать этим читателя. Он не посторонний в этой жизни, не наблюдатель ее, а человек, приросший к миру, земному и понятному, многими силами души и чувства, крепкий и ищущий одновременно.