— Мне в кадрах разъяснили, что у вас главную роль будут играть инженеры. А я как заместитель по общим вопросам обязан буду поддерживать порядок. Справлюсь, Владимир Александрович, справлюсь! Работал масштабнее, а в части...
И тут Климов впервые не сдержался, посмотрев на молчавшего начальника политотдела, с горечью произнес:
— Вот видите, Михаил Иванович, в каком заблуждении прибывают некоторые товарищи. — И резко повернулся к Сырцу: — Нет, подполковник, в ракетных войсках уже сейчас, а в будущем тем более, не будет деления на командиров и инженеров. На всех командных должностях будут только инженеры. Кто рассчитывает приспособиться, вынужден будет уйти в отставку или перевестись в иной род войск, — Климову подумалось, что он дал понять офицеру, куда он прибыл, и добавил более спокойно: — Хорошо, товарищ Сырец. Сейчас вы свободны. Идите устраивайтесь, а завтра в девять прошу быть у меня. Определим ваши конкретные служебные функции в части.
Но Климов напрасно беспокоился, слова его ничуть не смутили Сырца, который в ответ лишь улыбнулся, а затем, построжев лицом, резко поднялся, лихо повернулся и вышел.
— Однако он не умрет от скромности, — усмехнулся начальник политотдела.
— Что вы хотите, Михаил Иванович! Офицер для поручений! Вы знаете, в каких сферах он вращался... — Климов не стал развивать свою мысль, добавил раздумчиво: — Впрочем, не будем пока делать выводов. Если он умен, а в это хочется верить, то сам поймет, что настала пора не выслуживаться, а служить.
— Я давно знаю Сырца. Здесь произошла явная ошибка, Владимир Александрович... Впрочем, время действительно, покажет, сами все увидите, а сейчас идемте-ка обедать, уж пятый час ведь...
— Не пятый, а семнадцатый, надо нам теперь, комиссар, форму выдерживать во всем, мы теперь в действующей армии.
Смирнов никак не отозвался на слова командира и, пока шли в офицерскую столовую, не проронил ни слова. За столом сидел, потупившись, занятый своими мыслями. Климов уловил настроение начальника политотдела, спросил напрямик:
— Что-то вы посмурнели, Михаил Иванович? Вы чем-то недовольны?
— Не то, чтобы недоволен... Нет, я доволен всем, только кажется мне, уж извините, Владимир Александрович, за прямоту, да кажется мне, что вы излишне не то чтобы строги со своими сослуживцами, но суховаты, педантичны... Вы поправили меня, что не пятый, а семнадцатый час, я вас очень хорошо понимаю. И впредь, поверьте, пойму, но дело не во мне, в других. Мы соприкасаемся прежде всего с живыми людьми, — говорил Смирнов, делая упор на последние слова. — Эти люди все очень разные, и когда вы сделали на совещании резкие замечания о форме одежды, уверены ли вы, что никто на вас не обиделся, а главное — правильно поняли вас? Особенно бывшие моряки, ведь на флоте давние и дорогие каждому традиции, не наломаем мы здесь дров?
— Откуда бы офицеры не пришли — из авиации, с флота, или артиллерии, — для всех существуют единые уставы, которые нужно неукоснительно выполнять, — непримиримо возразил Климов.
— Все верно, все так, Владимир Александрович, но кроме уставов помнить надо и о живой душе человека... Не мне вас учить.
Климов улыбнулся, однако задумался. Ел он неторопливо, аккуратно, Смирнов про себя отметил, что командир старается ни крошки не обронить. Так бережно может относиться к хлебу только тот, кто с детства усвоил, что буханки на кустах не растут, а жмых бывает порой таким же вкусным, как сдобная булка.
И только когда покончено было и с борщом, и с бифштексом, Климов нарушил затянувшееся молчание и, глядя Смирнову в глаза, ответил искренно и заинтересованно:
— Да разве я против? Я с вами согласен, совершенно согласен. В нашей работе с людьми все надо учитывать — и традиции, и воинские специальности. Но ведь, Михаил Иванович, времени у нас уж очень мало. Поставим расчеты на боевое дежурство, а потом и займемся более глубоко этими вопросами. Что касается традиций, то... надо создавать свои традиции Ракетных войск стратегического назначения. Только так мы сможем объединить коллектив, через свое собственное, выстраданное...
Смирнов очень хорошо понимал душевное состояние своих новых сослуживцев и озабочен был тем, чтобы и командир непременно разделял его отношение к ним: был строг, но и вдумчив, внимателен, не задевал бы без нужды их самолюбия. Но чтобы передалось Климову его беспокойство, нужны особые обстоятельства, он должен сам сердцем все прочувствовать и понять. Это как-нибудь потом, при случае. А сейчас лишь сказал задумчиво:
— Да, здесь все впервые делается, проблемы возникают такие, которые не только никогда и никем не решались, но, может быть, и вообще неразрешимы.