— Почему же конченый? Этому человеку всего двадцать два года. Его вина, конечно, велика, но он может еще разобраться в своих заблуждениях, прочувствовать их и снова стать честным, правдивым человеком.
Но тесть не верил в исправление зятя.
— Кривая душа, — говорил Константин Николаевич про Михаила. — Он принял таинство церковного брака, будучи членом комсомола. Где же его принципиальность?
Кстати, о принципиальности. Три года назад два молодых человека пошли на сделку с собственной совестью. А родители этих молодых людей, вместо того чтобы быть своим детям настоящими воспитателями и наставниками, предстали перед ними в роли обывателей. Константин Николаевич сначала благословил будущих молодоженов на первый ложный шаг, а потом толкнул на второй и третий. Молодые люди только-только вступали в жизнь, а родители учили их кривить душой. И научили.
Константин Николаевич оказался плохим отцом и тестем. И вот сейчас коммунист Костетский, врач по образованию, ходит и произносит обвинительные речи.
Нет, уважаемый Константин Николаевич, вы зря рядитесь в тогу прокурора и ищите кривую душу в других. Михаил Пиков и Аня уже наказаны. И вам сейчас самое время сесть и подумать о своей собственной честности и принципиальности.
1952 г.
ТЕНОР В ОФСАЙДЕ
Настроение у организаторов концерта было неважным: первая гастроль ансамбля песни и пляски ЦДКЖ — Центрального дома культуры железнодорожников — в городе Буе прошла при полупустом зале. А полупустой зал — это полупустая касса.
— Вы как хотите, — сказал на следующий день артистам директор клуба железнодорожников Туганов, — а я вторую гастроль ансамбля решил отменить. Давайте в целях увеличения кассового сбора устроим сегодня вместо концерта футбольный матч Москва — Буй. От Москвы выступает ЦДК, от Буя — «Локомотив». Жители города читают на афише ЦДК, думают, что это команда мастеров, и валом валят на стадион.
— С чего же зритель повалит валом? — усомнились артисты. — Команда мастеров — ЦДКА, а мы ЦДКЖ.
— Это обстоятельство учтено, — сказал директор, — мы напишем на афишах крупно «ЦДК», а рядом мелко поставим «ж». Пока зритель разберется, что к чему, билеты будут уже распроданы.
— Нет, я против такого матча, — попробовал запротестовать начальник ансамбля Алешин. — Мы и в футбол-то играть не умеем!
— Не верю! — отрезал Туганов и, обратившись к артистам, добавил: — А ну, поднимите руки, которые умеют!
Ни одна рука не поднялась.
— Жалко, — сказал Туганов, — а я бы неплохо заплатил.
Пои этих словах вперед вышел трубач оркестра Ряхов. Трубачу хотелось сказать «нет», а он сказал "да".
— Значит, сможешь?
— Господи, для меня футбол — раз плюнуть! — ответил, не моргнув, бойкий трубач.
— Следующий!
Вперед вышел лирический тенор Казаков, человек с брюшком и одышкой.
— Я играл, по только очень давно, в детстве, — сказал, краснея, тенор.
— Кем играли?
— Ну, этого, как его… — начал вспоминать тенор, — ну, того, который в свои ворота мячи забивает.
— Чудесно! — сказал Туганов. — Центр полузащиты у нас, значит, есть.
Легкий успех тенора Казакова соблазнил баритона Волгина, и баритон тоже поднял руку.
— А где играли вы?
— Я не играл, — сознался баритон, — но я видел, как играют другие.
— Прекрасно! — сказал Туганов и поставил баритона рядом с тенором в защиту.
Вслед за вокалистами подняли руки представители хореографической группы ансамбля.
— А вы что умеете?
— Мы балет. Мы делаем па-де-де и па-де-зефиры.
— Замечательно! — обрадовался Туганов. — Вас как раз пять. Вот вы все впятером и пойдете в нападение.
Пока Туганов укомплектовывал таким образом команду москвичей, сотрудники клуба успели оклеить город афишами. Маленькая буква «ж», как и предполагал директор, сделала свое преступное дело. Буй — город небольшой, однако спортивных болельщиков в Буе, как и во всяком другом нашем городе, имелось предостаточно. А так как посмотреть на игру мастеров футбола хотели не только болельщики, то к пяти часам чуть ли не весь город был у входа на стадион. Кассиры живо распродали весь имевшийся у них запас билетов, а народ все шел и шел.
Было уже самое время начинать матч. Но матч не начинался. Москвичи искали спортивную форму. К семи часам трубач Ряхов принес из города три пары бутсов и несколько маек, и так как ждать больше было нельзя, то москвичи вышли на поле в каком-то диком, неправдоподобном виде. Разномастные трусы и майки дополнялись разномастной обувью. Одни были в бутсах, другие — в полуботинках, третьи — в тапочках.
Директор клуба Туганов — а он изображал в этом матче судью — попросил публику не осуждать гостей за их внешний вид.
— Москвичи отправили свою форму в Буй багажом, — сказал он, — а багаж задержался в пути.
— А вратарь у них тоже отправлен багажом? — спросил с трибуны чей-то звонкий насмешливый голос.
Туганов оглянулся. В команде москвичей действительно не было вратаря. Его впопыхах попросту забыли назначить. Что делать? Уйти с поля? Но тут на помощь пришел аккордеонист ансамбля Белогазов. Он выскочил на поле в чем был, не переодевшись, и весело крикнул:
— Можете начинать! Хомич на месте!
— Какой Хомич? — всполошились на трибуне. — Он же играет в другой команде!
Для того, чтобы замять неприятный вопрос, Туганов поспешил начать матч.
И вот наконец раздался долгожданный свисток. Пас налево, пас направо, и мяч, к всеобщему ликованию, мчится мимо балетной пятерки, мимо лирического тенора и баритона к воротам Москвы. Жители Буя в волнении поднимаются с мест, ожидая, как вратарь команды москвичей в акробатическом прыжке перехватит мертвый мяч. Но акробатического прыжка у самозванного Хомича не получилось. Он только беспомощно дрыгнул ногами и плюхнулся наземь, как куль с песком.
Гол в воротах чемпиона страны! И когда?! Через тридцать секунд после начала матча! Восторгам жителей города не было конца!
— Это случайность, — пробовали угомонить чересчур восторженных болельщиков местные скептики.
Но, увы, это не было случайностью.
Не успела балетная пятерка вторично начать игру, мяч, снова оказавшись у игроков «Локомотива», промчался мимо злосчастного центра в ворота. Аккордеонист снова упал кулем, и снова зря.
Прошла еще одна минута — и еще один мяч оказался в московских воротах. На этот раз восторженно аплодировали своим только дети. На шестом мяче замолчали даже дети.
Когда аккордеонист пропустил пятнадцатый мяч, судья посмотрел на часы, и, хотя время матча еще не истекло, он дал свисток на окончание. Испытывать дольше терпение зрителей было уже не совсем безопасно.
Одиннадцать обманщиков в разномастных майках уходили с поля во главе с обманщиком-судьей при гробовом молчании публики.
Чувствуя свою вину, горе-футболисты предусмотрительно закрыли головы руками. Но в них не кидали камнями. Их просто презирали, презирали за то, что они пытались в наше время возродить нравы пресловутого Остапа Бендера.
1949 г.
ДУШЕЧКА
Евгению Викторовичу Вуколову (назовем художника этим именем) поручили большую работу — сооружение памятника. И первой, кого Евгений Викторович включил о свой творческий коллектив, была С. С. Козеинова.
— А она кто? Скульптор?
— Нет, — сказал Вуколов.
— Архитектор?
— Тоже нет!
— Тогда, очевидно, инженер?
— Да нет, Козеинова — моя жена, и я хочу назначить ее своим ближайшим помощником.
— Ближайший помощник скульптора должен уметь лепить.
— Да, конечно, — согласился Вуколов, и, хотя его жена лепить не умела, Евгений Викторович все же включил ее в бригаду.
— Я записал ее в список для видимости, — оправдывался потом Вуколов перед товарищами.
Но Козеинова не желала числиться в бригаде только для видимости. Когда памятник был воздвигнут, она потребовала, чтобы ее записали и во второй список — на получение премии.
— Зачем зря писать? Тебе премии не дадут, — сказал муж.