— Лечить. — ответила она.
И вот Серпуховский горсовет скрепя сердце утверждает наконец "Калядину П. А. опекуном и воспитателем трех сирот Козловых". Полина мчится из горсовета домой, точно на крыльях, счастливая, радостная. А дома сюрприз: семилетний Толя решил устроить годовалой Вере пионерский костер. Он оставался дома за старшего, надо же было ему как-то развлечь сестренку. Толя натаскал в середину комнаты досок, старых газет, щепок. Окропил все это керосином и теперь чиркал спичками, пытаясь добыть огонь.
Поля выхватила у Толи коробок и бессильно опустилась на пол, где стояла: что если бы она опоздала хотя бы на минуту?
И вот только сейчас впервые девушка по-настоящему почувствовала, какую ответственность она взвалила себе на плечи, взявшись вырастить и воспитать трех чужих детей. А ведь шел всего первый день ее опекунства. Поля посмотрела на ревущих детей, которых лишили удовольствия поиграть с огнем, на их обтрепанную одежонку, на кучу пустых бутылок, которые только и остались в наследство этим детям, и схватилась за голову. Но винить было некого. Разве ее не предупреждали, разве не отговаривали?
"Конечно, — думалось ей, — теперь все-все и на заводе и в горсовете станут в сторонку и будут смотреть, как я одна стану расхлебывать заваренную кашу".
Одна… И вот к двум ревущим голосам прибавился третий В это время в дверь постучали, и на пороге комнаты появился маляр с ведром и кистями. Маляр посмотрел на ревущих и весело спросил:
— А ну, говорите, которая тут из вас мать, а которые дети?
Полина вскочила на ноги и стала искать носовой платок. "Какой позор! Ну что скажут теперь про нее на заводе?"
А маляр, чтобы дать девушке возможность привести себя в порядок, успокоиться, начал деловито осматривать темные стены грязной, запущенной квартиры.
— Я к вам от директора, — сказал он. — Насчет ремонта.
— Я ни о чем не просила директора, я даже не знаю его.
— Не просила? Ну и что ж! Разве у директора своих детей нет? А ну, говорите, что делать с вашими стенами — белить их или оклеивать обоями?
Свои дети были не только у директора завода Ивана Ивановича Волкова, но и у председателя завкома Архиповой, и Валентина Иринарховна нет-нет да и наведывалась в дом к Полине:
— А ну, что тут делает маленькая мама?
Валентина Иринарховна научила эту маму кроить и шить детям платья, штанишки, помогла устроить Веру в ясли на пятидневку.
— Пусть Полина подумает немного и о себе. Съездит, попрощается с Москвой, подберет себе по душе работу в Серпухове.
И вот Полина поехала наконец в Москву, уволилась с работы. Она сняла с книжки все свои небольшие сбережения и, накупив детям обнов и подарков, а себе электрическую плитку, чтобы в доме больше не было ни керосина, ни керосинок, вернулась обратно в Серпухов. А здесь ее ждал вызов в школу, на родительское собрание.
— Что такое? Неужто Толя набедокурил? Ну, теперь конец, — заволновалась, забеспокоилась Полина. — Осрамит меня директор перед родителями! Скажет, что с нее взять, с девчонки. Разве она мать, воспитательница?
Но все опасения оказались напрасными. Участники собрания отнеслись к Полине очень предупредительно. Впервые в жизни ее называли полным именем: Полина Алексеевна.
А вот когда кончилось собрание, директор пригласила Полину к себе, чтобы дать ей один на один несколько житейских советов:
— У меня тоже есть дети, и если вы позволите…
— Да, да, конечно…
— Зачем вы купили Толе резиновые сапоги?
— Ему очень хотелось.
— Это не довод! Мальчика нужно было отговорить, В резиновых сапогах у ребят потеют ноги. Кроме того, обращаю ваше внимание на Толины тетрадки. На каждой странице у него кляксы.
— Но что делать?
— Толя сильно нажимает на перо. Отучите его.
И вот по вечерам Полина садилась рядом с Толей и добросовестнейшим образом следила за тем, чтобы мальчик правильно держал ручку, правильно макал перо в чернильницу…
Полина Калядина взялась за трудное дело воспитания так самоотверженно и так искрение, что соседям по дому хотелось уже тогда, в январе, написать об этой девушке в газету. Но соседей, так же как и работников горсовета, тревожил один вопрос: порыв души? Долго ли продержится этот порыв? А ведь детей усыновляют не на день, не на два. Каждый знает, сколько забот, тревог, беспокойства требует ребенок, пока его вырастишь. И у родной матери иной раз опускаются руки, а ведь Полина, по существу, чужой человек детям.
И вот прошел примерно год. Я еду в Серпухов и думаю: "Ну, как там маленькая мама? Не струсила ли, не отступила ли?"
Большой, светлый зал. Здесь цех сортировки. Вдоль стен зала столики, за каждым девушки в белоснежных халатах. Самая маленькая с краю — Полина Калядина. Она сортирует и упаковывает в пачки катушки с шелковой пряжей ловко, быстро.
Раздается звонок, и девушки вскакивают со своих мест. Белоснежный поток устремляется с завода к поселку. А улицы в поселке, словно просеки в роще. День солнечный, осенний, и каждое дерево спешит навстречу девушкам огромным фантастическим букетом из рыжего, красного и золотого.
Вот наконец дом № 33. Старую квартиру Козловых трудно узнать. В ней стало не только светлей, но и теплее, уютнее.
— Витя, а у нас гость.
Из второй комнаты появляется подросток:
— Здравствуйте!
Так вот они, эти большие карие глаза. А Полина поправляет Вите воротничок и говорит:
— Будь добр, сходи в ясли за Верой.
И Витя идет. Один, без поводыря, без палки. Полина перехватывает мой недоуменный взгляд.
— Вы разве не знали? — спрашивает она и добавляет: — Витя сейчас прекрасно видит. За это надо благодарить наших врачей. Я у них в долгу по гроб жизни.
Витя тоже благодарен врачам серпуховской больницы — и Тер-Хачатурову и Сепитинеру. Но Витя не забывает также и того, как много дали ему в дни тяжелой болезни дружба и забота тети Поли. И сейчас Витя — первый помощник Полины в доме. Он ухаживает за младшими членами семьи лучше любой няньки. Когда Полины нет дома, Витя кормит, укладывает спать Верочку, прибирает комнаты, ходит в магазин за продуктами.
— А как же школа? Разве домашняя работа не мешает занятиям?
Оказывается, нет. Витя не только сам перешел из шестого класса в седьмой, но и помог Толе перейти из первого во второй.
Если Толя за это время стал старше на год, то Витя — на целых три. А что касается Полины Калядиной, то она повзрослела за этот год по меньшей мере лет на пять. Еще бы, глава большого семейства! Забот-хлопот — по горло. Весной Полине пришлось вскопать огород. Своя картошка дешевле, чем на базаре. Мало того, она попросила завком прирезать ей небольшой сад, купила кур — в магазине не всегда достанешь свежее яичко для Веры.
Завтра после работы Полина начинает шинковать капусту. Все в поселке шинкуют, и она не хуже других. Кадка уже куплена и пропарена. Обручи покрашены, чтобы не ржавели. Ну разве в Москве она занималась этим? А вот пришлось и научилась.
— Все было бы неплохо, — говорит Полина, — да вот беда, ноги нас подводят, уж больно быстро они растут у ребят. Полгода назад я справила всем ботинки, а они уже малы. У Вити почти новые, а носить нельзя: не лезут.
Все смеются, а Вите не смешно. Ему неловко: почему Полина Алексеевна должна покупать ему и ботинки и костюмы?
— Как почему? Мы живем одной семьей.
Но Вите все равно неловко. Он решил уйти из школы и поступить в гараж:
— Все деньги буду отдавать в семью.
— Уговорите его не делать глупостей, — просит меня Полина. — Зарабатываю я в цехе не меньше других. Дети получают пенсию. Никто в нашей семье не пьет, не курит, а это тоже немалая экономия.
Но Витя продолжает спорить, упорствовать:
— Я парень, и я обязан помогать дому.
Валентина Иринарховна незаметно машет мне рукой. Мол, не волнуйтесь Витя без образования не останется. Полина настоит на своем.
И вот мы с Валентиной Иринарховной тихо поднимаемся из-за стола и выходим на улицу.
— Молодец девушка! И сердца у нее много и характера.