Самойлович О С
Рядом с Сухим
Самойлович О.С.
Рядом с Сухим
Воспоминания авиаконструктора
От автора
Мне посчастливилось в течение 18 лет - с 1957 по 1975 год - работать под непосредственным руководством Генерального конструктора авиационной техники Павла Осиповича Сухого. Встречаясь с ним практически ежедневно, смею считать его своим Учителем, а себя - его учеником, имеющим право рассказать о нем как о человеке и конструкторе. Искренне уважая Павла Осиповича, все эти годы я старался следовать его манере работать, перенимать его опыт. Смею надеяться, что мне это отчасти удалось. Я попытаюсь рассказать и о нем самом - от бытовых моментов до принятия кардинальных технических решений, и о машинах, создававшихся как при нем, так и уже после его смерти. Быть может, за давностью лет, что-то будет изложено неточно в деталях, но за смысл событий ручаюсь. Должен признаться, что существует и еще одна причина, подвигнувшая меня на написание настоящих мемуаров... Читаем интервью Генерального конструктора ОКБ им. Сухого Михаила Петровича Симонова, опубликованное в "Неделе" ? 29/97, где он дает такую оценку Сухому и другим Генеральным конструкторам: "Павел Осипович... Что ж, выдающийся был специалист, но в жизни он своей фамилии соответствовал. Жесткий был человек. Нет, своим учителем я его назвать не могу... По сути, я знаю двух великих конструкторов - Бартини и Алексеева". Возмутило не то, что Симонов не считает Сухого своим учителем. Да и как он может так считать, если П.О. Сухой при жизни так и не подпустил его к себе! Задело вот что: как М. П. Симонов может создавать новое, отвергая все то, что сделано до него? Дерево не растет без корней! И еще. Не умаляя заслуг Бартини и Алексеева, в ряд великих конструкторов, в отличие от М. П. Симонова, я поставил бы Павла Осиповича Сухого. И это не требует доказательств. Превосходные самолеты, созданные под его руководством, говорят сами за себя.
Глава 1. Пролог.
Но сначала немного о себе и о том, как я пришел в авиацию. С 1929 г. наша семья жила в Калуге. Мой отец Сергей Иванович Самойлович работал преподавателем русского языка и литературы в 1-й образцовой школе. В начале 30-х годов его избрали председателем Секции научных работников г. Калуги, в которую в 1933 г. был принят Константин Эдуардович Циолковский. С тех пор наши семьи стали очень дружны. Мой отец постоянно опекал Константина Эдуардовича: добился предоставления ему нового дома, дважды сопровождал в Москву для получения ордена Трудового Красного Знамени и при выступлении по радио. Кроме того, отец написал о К. Э. Циолковском две книги. Что касается лично меня, то близкое знакомство наших семей позволяло мне по нескольку раз в неделю приходить к Константину Эдуардовичу. Мы обычно сидели в саду вместе с его внуками Костей и Веней, а он, расположившись в кресле-качалке, рассказывал нам об авиации и космонавтике. Правда, в эти годы он уже не так увлекался космонавтикой, его интересы перешли к воздухоплаванию, а особенно - к дирижаблям жесткой конструкции. Им были разработаны не только проект дирижабля, но и технология его изготовления из тонкой листовой нержавеющей стали с соединением отдельных панелей электросваркой. Все это я слышал собственными ушами и именно под влиянием этих лекций-рассказов Константина Эдуардовича решил стать авиаконструктором. Мне в то время было 8 лет. Никогда и никому я об этом не говорил. Неудобно как-то. И без меня сейчас к имени Циолковского причастными вдруг оказались очень многие (как к тому бревну, которое Ленин нес на субботнике). На моей памяти в эти годы он встречался только с профессорами Рыниным, Перельманом и председателем Осоавиахима Эйдеманом.
Мой приход в авиацию был непростым. Участие в Великой Отечественной войне, семь лет службы в Советской армии, отсутствие законченного среднего образования привели к тому, что в Московский авиационный институт мне удалось поступить только в 1951 г. в возрасте 25 лет. Впервые о П. О. Сухом как конструкторе боевых самолетов я узнал осенью 1941 г., когда ко мне в руки попал альбом силуэтов самолетов ВВС Красной армии, предназначенный для службы ВНОС, в котором я увидел самолет Су-2. Потом это, конечно, забылось. И только через 15 лет, уже на пятом курсе института я (под строжайшим секретом) узнал, что есть КБ, руководимое П. О. Сухим, которое создало уникальные самолеты. Подтверждение этому пришло в 1956 г., когда на воздушном параде в Тушине были показаны прототипы будущих истребителей Сухого - С-1 и Т-3. В западной авиационной прессе появилось множество статей, посвященных описанию самолетов, созданных в КБ Сухого. Общий аншлаг: Конструктор, вышедший из тени. В это время я твердо решил, что буду работать в КБ П. О. Сухого. Для такой уверенности у меня были основания: во-первых, в то время я являлся секретарем комитета комсомола факультета, а во-вторых, получал стипендию им. Сталина, что предоставляло мне право самому выбирать место будущей работы. Пришло время, и я выбрал КБ Сухого, куда и был направлен на преддипломную практику. На практике мне не повезло. Надежды на прохождение ее в бригаде общих видов не оправдались, и меня направили в бригаду систем кондиционирования воздуха. Дело в том, что в начале 1956 г. нашу маёвскую группу СД-1-93 переименовали в СД-3-93 и объявили, что отныне мы являемся не самолетчиками, а специалистами по оборудованию самолетов. Нам популярно разъяснили, что это за новая специальность, и что наши дипломные проекты отныне в основном должны быть посвящены разработке средств спасения, систем кондиционирования или гидравлических систем.
На заседании Государственной комиссии, направлявшей нас на работу в те или иные КБ, со мной возникли некоторые затруднения. Во-первых, на меня пришла персональная заявка, подписанная Александром Сергеевичем Яковлевым, а я туда не хотел. Вторая трудность возникла после того, как я защитил дипломный проект, получил красный диплом и рекомендацию в аспирантуру. Меня сразу же пригласили в партком МАИ и предложили стать секретарем комитета комсомола института с одновременной учебой в аспирантуре. Я отказался. Итак, я добился своего и был распределен на работу в КБ Сухого. При этом мне, конечно же, хотелось работать в бригаде общих видов. Ни много, ни мало. Но отдел кадров и начальник КБ мне категорически отказали. Я не успокоился. Меня тогдашнего, молодого и настырного, трудно было отвернуть от выбранной цели. Я стал искать способ выйти на П. О. Сухого и попасть к нему на прием. И судьба однажды улыбнулась мне. Встретив как-то в коридоре начальника бригады общих видов Ивана Ивановича Цебрикова, я обратился к нему с просьбой устроить мне встречу с Сухим. Мы разговорились, и он меня неожиданно спросил:
- Скажите, Сергей Иванович Самойлович - это ваш отец?
- Да, отец.
- А в Липецке он преподавал?
- Преподавал.
- Так вот я - его ученик.
Мир тесен. Мне несказанно повезло, что моим будущим начальником оказался ученик моего отца. Позже Цебриков устроил мне встречу с П. О. Сухим. В тот, первый, раз он принял меня очень сухо. На его вопрос "почему вы хотите работать именно в бригаде общих видов?" начал говорить, что мечтаю об этом с детства, рассказал и о встречах с Циолковским, показал свои рисунки будущих самолетов. Может, сбивчиво и эмоционально, но я выложил всё (а скорее - и больше чем нужно), что так долго вынашивал. Итог разговору подвел П. О. Сухой: - Не в моих правилах брать в бригаду общих видов инженеров со студенческой скамьи. У меня в этой бригаде работают только конструктора, имеющие стаж 4-5 лет в других подразделениях КБ. Поэтому я не думаю, что вы сможете работать в этом коллективе. Однако, учитывая то, что вы воевали, я приму вас в бригаду общих видов с испытательным сроком в один год. Потом вы придете ко мне и попросите о переводе вас в любой отдел, который пожелаете. Сухой при этом разговоре был предельно вежлив и ничем не проявил своего превосходства надо мной. После этого я дал сам себе слово, что расшибусь, но оправдаю его доверие. Вот так началась моя работа в бригаде общих видов. Бригада тогда была небольшая, человек 15-17. Основной костяк ее составляли А. Поляков, А. Кузнецов и В. Сизов, которые проектировали самолеты С-1, Т-3, ПТ-7 и П-1 (я называю индексы, существовавшие в то время). Начальником бригады, как уже было сказано, являлся И. Цебриков - сотрудник Сухого с 1937 года, блестящий весовик, милейший и весьма интеллигентный человек. Я очень многим ему обязан.
С началом работы в КБ я стал приглядываться к заведенному здесь порядку, к "уставу монастыря". Первое, что бросилось в глаза - это точность, строжайшая дисциплина времени. Сам Павел Осипович приходил в бригаду общих видов два раза в день, в 9 утра и в 2 часа дня. Причем делал он это настолько пунктуально, что мы по нему часы сверяли. Кстати, первым начальником бригады общих видов при воссоздании КБ был Е. Адлер, очень способный и грамотный конструктор, работавший до этого в КБ А. С. Яковлева. Так вот, он имел всего один недостаток: постоянно приходил на работу в 10-11. Поскольку Сухой появлялся в бригаде раньше, ровно в 9.00, и отсутствие Адлера не оставалось не замеченным, последний продержался в КБ недолго и был вскоре уволен. Обычно П. О. Сухой обходил всех конструкторов, стоял или садился рядом, смотрел, думал, иногда задавал вопросы, а иногда брал в руки карандаш, исправлял чертеж и спрашивал конструктора: "Может быть так будет лучше?". При этом никакого давления на психику, чрезвычайная интеллигентность, тихий и спокойный голос - все это располагало к общению. Внешняя мягкость, однако, отнюдь не снижала требовательности. Была у П. О. Сухого и одна странная привычка: свои правки и предложения он делал красным цветным карандашом, стереть который полностью было практически невозможно. Хорошо, если конструктор показывал черновую проработку, но если это был исполнительный чертеж, то его приходилось переделывать заново. Придя в два часа дня и не заметив изменений на чертеже, он обычно задавал вопрос: "А почему у вас нет ничего нового? Мыслей нет или какие затруднения?" Этих вопросов мы боялись больше всего и старались работать в полную силу.