Вообще-то, драки в поселке были крайне редким явлением, потому что люди тут жили терпеливые, а терпению их научило само село с пятисотлетней историей, бывшее когда-то еврейским местечком. Учило ненавязчиво, то с молчаливой улыбкой, то с молчаливыми слезами. Правда, к тому времени оно уже перестало быть еврейским, а потомки его основателей в октябре сорок первого полегли в одну большую яму, ими же вырытую, на выгоне, теперь поросшем густой травой. Коровы набивали этой травой желудки, а когда приходило время, их вели на пищекомбинат. Работники комбината таскали мясо через дыры в заборе и делились с соседями, несмотря ни на фамилию, ни на цвет глаз и волос. На наколки тоже не смотрели, а они были разные – от длинного номера на запястье до голых баб на плече и колоколов на груди – отсидевших в сталинских и нацистских лагерях тут было немало. Здесь всем селом встречали новорожденного, выдавали замуж, провожали в армию, сажали картошку, косили сено и противостояли диким зверям. Поляки с евреями отбирали топор у пьяного белоруса, чтоб жену не зарубил, белорусы, украинцы и евреи упрашивали гордую польку простить мужу измену – ну подумаешь, сглупил мужик, с кем не бывает! В мире, где все ходили к одному еврею-стоматологу Ваське Абрамовичу; покупали муку, лимонад и папиросы в магазине у белоруски тети Маши; мылись в бане, где главной была необъятная татарка Плёся; шили костюмы у непревзойденного еврея Ицика – к нему клиенты даже из Минска приезжали; стриглись у грека-коротышки Ваньки Зепоса; в кино ходили к рязанке Анюте, на базар – к ее мужу Сурэну, а покойников отвозили на горку, где мацейвы соседствовали с православными и католическими крестами, – в этом мире никто ни на кого не обижался и никто никому не мешал любить. Настолько не мешал, что приезжие удивлялись: как много в поселке красивых детей!
Рядом протекала широкая река Березина, а вокруг протянулись болота, навевавшие ужас, – попробуй попрыгать по кочкам, когда они шевелятся под ногами как живые. В лесах водились медведи, волки и дикие кабаны, в конце зимы нападавшие на зазевавшихся людей. Медведи-шатуны ломали заборы, лезли в сараи и хаты. Волки были осторожнее, в сараи не лезли – выжидали жертву за околицей, но получали свою пулю и тоже превращались в коврики. После долгой холодной зимы приходила весна. Долго набухали почки, а потом – бах! – все вокруг зеленело в два-три дня и снова шли дожди. В середине июня дожди прекращались и можно было искупаться в реке, вертя головой, дабы избежать опасной встречи с бревном-одиночкой, отставшим от сплавщиков. В начале августа вода внезапно становилась холодной. «Илья написал в воду», – говорили старики. Уборка картофеля, сенокос – и снова осенние холода. Все замирало, и жизнь тогда радовали рождения и свадьбы, тревожили похороны и утопленники, попавшие в сети или прибитые волной к берегу. Жизнь продолжала ход – она одна знала, кому улыбаться или плакать и кому сколько отведено.
Все шло отлично. Солнце вставало каждое утро, орали петухи, мычали коровы, лязгали засовы – начинался новый день. Взрослые уходили на работу почти с петухами, а Юра и Салман подтягивались к девяти. В двенадцать Яха, Вера и Галя несли на стройку обед. Мальчики работали до шести, а потом Юра и Галя знакомили Салмана с селом – бегали на базар, к реке, в клуб, показывали любимые места, а было их много – от сеновала и чердака до лесных опушек и болот. Купались, ходили вброд, ловили рыбу и ужей, грызли семечки, наблюдали за птицами и пауками, нянчились с новорожденными котятами и кроликами – Салман удивлялся, почему у маленьких кроликов красные глазки, а у коров на шеях не висят колокольчики.
– А зачем? – спрашивала Галя.
– Затем, что колокольчик – это весело. И не бывает двух одинаковых колокольчиков, так что свою корову можно издалека услышать.
Они смеясь бегали в лес, ловили ежиков, норовящих закатиться как можно дальше от пытливых детских глаз и жадных рук. Одного принесли домой, но Вера рассердилась, забрала колючий комочек, и в ее руках он вдруг развернулся. Она налила молоко в блюдце, подождала, пока ежик напьется, и приказала отнести туда, где его нашли. Под ту самую елку!
Решили показать Салману кладбище, но он отказался.
– Ты боишься? – спросил Юрка, вскинув брови.
– Нет, не боюсь.
– Тогда пошли.
– Ходить на кладбище можно только в пятницу, и к этому надо готовиться.
– А как надо готовиться? – Дети открыли рты.