— Переводись в медицинскую службу, — жаркий выдох, и я едва не застонала. — Никаких больше заданий. — Боль в голосе на мгновение отрезвляет, но он ведет губами по уху, медленно, словно затягиваясь, и у меня дрожат ноги.
— Скажи «да».
— Да-а…
Боже, что ты делаешь со мной?
Хакс отстраняется, заглядывая в глаза, непростительно близко… Меня трясёт — так колотится сердце. Удерживая за ворот, я готова молить о продолжении.
Рука осторожно касается лица рядом с искусственным глазом.
— Болит?
— Нет, — подставлюсь прикосновению. Хочется прижаться к его ладони, целовать запястье. Внезапно меня прорывает:
— Я ничего не сказала. Там, у них. Я ничего…
— Глупая… — снова тянет к себе. Заключаю в объятия и блаженно закрываю глаза. Так барьеры и рушатся.
— Как вы нас нашли?
— Их кто-то предал, — тихая вибрация его голоса убаюкивала. — По нашей частоте прошёл сигнал с координатами… Но, даже если бы его не было, — он отстранился и замолчал, как будто не мог подобрать слов. В голосе решимость, а во взгляде… волнение? Снова касается моей щеки, и я накрываю его руку своей. Правильно ли мы оба понимаем друг друга?
«Я всё равно бы тебя искал».
— Я видела брата.
— Что? — от удивления Хакс поднял брови.
— Мой комлинк, должно быть, он забрал его и так вышел на связь. Он всё-таки помог мне…
— Пересмешник жив? — на мгновение генерал выпал из реальности, погружаясь в воспоминания.
— Вы знали?
— Я сомневался.
— Он говорил, что вы работали вместе, так почему Сопротивление?
— Я сам не знаю. Очередной безумный план, или же он окончательно слетел с катушек. Не удивлюсь ни тому, ни другому: у него достаточно оснований ненавидеть Орден.
— Бесполезно спрашивать, что между вами произошло?
— Что, материл меня?
— Было немного. — Я коротко рассмеялась, и Хакс улыбнулся мне.
— Вы правда хотите, чтобы я перевелась?
Армитаж отвёл взгляд и отстранённо произнёс:
— Ты не обязана. Это не приказ.
— Я ведь уже сказала «да», — спешу возразить, боясь расстроить. — Всё, что вы скажете. Что угодно. Я прислушаюсь.
Генерал снова взглянул на меня, и я поняла, насколько непросто далась ему эта просьба.
— Я ценю это.
— Но я могу закончить обучение?
Хакс молча кивнул.
— Спасибо.
Я вдруг опомнилась.
— Кто ещё оказался здесь, вы знаете? После захвата?
— Элен.
Эта пауза. Позже, мне будет казаться, что она тянулась вечность.
— Мне очень жаль. Соболезную.
И минуты, что я бежала до морга. След от них останется во мне навсегда.
В ту ночь и утро снег падал медленно, тяжёлыми белыми хлопьями. Ветра не было. Я поспала от силы несколько часов: только доза снотворного и смертельная усталость помогли ненадолго забыться.
— Пойдём ко мне? Тебе не нужно сейчас оставаться одной.
Я не пошла. Перед рассветом я уже курила в окно прямо в палате, сидя на подоконнике. Казалось, что стопы вот-вот начнут покрываться ледяной коркой.
Маркус вёз тело сестры домой.
Я летела с ними.
Нам дали сутки: завтра днём мы должны были уже возвратиться, каждый на своё место. Со встречи в морге он не сказал мне ни слова, а у меня не поворачивался язык к нему обратиться.
Её серое лицо врезалось мне под веки.
Хакс вышел меня проводить, мы стояли под козырьком ближайшего здания.
— Ты позвони, когда вернёшься, — он был сдержан, но я чувствовала напряжение. Почему вся эта фраза звучит так фальшиво?
— Что… Думаете, я не вернусь?
— У тебя есть причины.
У меня защемило в груди. Он закурил. Кроме нас, около взлётной в обозримом пространстве никого не было. На площадке была тишина.
Внутри всё сжалось, и я шагнула к нему. Не надо так. Мне уже достаточно больно. Рука в кожаной перчатке легла на талию, Армитаж тяжело взглянул мне в глаза. Это чувство… Нежелание показывать кому-то свою слабость?
Я опустила голову и мягко забрала сигарету из его пальцев. Раз уж я не могу тебя поцеловать, пусть хотя бы так наши губы встретятся. Пожалуйста, пойми, что я хочу сказать… Вручаю обратно.
— Тебе пора.
Не прогоняй меня.
— Я вернусь завтра. Уже завтра, совсем скоро!
Понимая, что ждать больше нельзя, отступаю назад, прежде чем развернуться. Ветер усиливается, и теперь хлопья снега летят в лицо. Начинается метель. Я растёрла руками глаза.
У здания уже никого не было.
На корабле мы летели молча. Маркус пилотировал отрешенно, мне казалось, что его вообще нет рядом.
Сколько раз они могли видеться?
На Наате всё ещё лето. День в самом разгаре, в лицо веет жаром. Ослепительный свет заливает всё вокруг.
— Я до дома пешком.
Из кустов у дороги разносится стрёкот. Листва на деревьях шумит, повсюду цветы. Воздух наполнен их ароматом.
— Ой, Элечка, детка! Домой, погостить?
— Здравствуйте! Нет, только до завтра. Как ваше здоровье?
— Хорошо, котик, спасибо. Бабушка сказала, ты медсестрой на фронте трудишься. Пойдёшь потом, как мама, замуж за военного? Красотка наша. Погоди, я тебе фруктов с собой дам, домой отнесёшь! Такие большие в этом году уродились.
Ветер поднимает песок, угоняя вперёд. Корзинка тяжёлая. На улице душно, буйно цветут сады у каждого дома.
У калитки на дорожке сидит Тинай, жмурится от света. Громко мяучит, завидев меня с поворота, и следом бежит до двери. Звоню… Как же сильно трясутся руки. Дверь открывает мама.
— Заходи… Кушать будешь?
Я реву, совсем как в детстве, кулаком утирая слёзы. Она так крепко меня обнимает.
— Дурочка моя, маленькая, любимая. Ну что ты…
— Я так соскучилась!
В доме прохладно, пахнет свежим бельём. Невыносимо… прекрасно.
На похоронах мы дважды выстрелили в воздух. Горе родителей, хоронящих ребёнка, горе брата, хоронящего сестру… нельзя описать словами. Утрату нельзя прочесть. С того самого дня, я больше никогда не видела Маркуса. Через год он разбился.
В семье Десальва больше не было детей.
На Старкиллер обрушился мороз, датчики отражали борьбу щита с обледенением фюзеляжа. Сутки пронеслись как одно мгновение, и я нетерпеливо дёргала дисплей нового комлинка в ожидании появления связи. Вся электроника шла помехами от усиления электромагнитного поля.
«Я здесь. Встретимся сегодня? Если у вас будет немного времени».
Сообщение уходит, но медленно. Ответ появляется, когда я уже стою на платформе.
«Сейчас объявят построение. Явка в составе дивизиона».
О. Даже так. Действительно, громкая связь оглашает сообщение о призыве на главный плац, туда, где расположены трибуны. У нас парад?
Вместе с отрядом, в числе множества людей, я оказалась возле бокового выхода на гигантскую площадь. Заснеженные склоны уходивших в небо гор образовывали вокруг подобие кратера. Справа, высоко над головой, возвышалась ораторская площадка; над ней реяло огромное красное знамя. Всё обозримое пространство впереди занимали построения штурмовиков, пилотов и офицеров. Истребители и техника ограждали периметр. Внезапно всё стихло, и сверху раздался голос.
— Этот день знаменует конец Республики.
Меня сковало оцепенение.
— Мы с вами свергаем режим, который потворствует разброду. В этот самый момент, в одной удалённой системе Новая Республика предаёт галактику!
Не могу оторвать взгляд.
— …тайком поддерживая изменников, известных как Сопротивление.
Не могу перестать слушать. Эта ненависть… Почему она так торжественна?
— Созданное вашими усилиями оружие — эта самая база, сметёт ненавистный Сенат, его бесценный флот, оставшиеся системы признают ВЛАСТЬ Первого Ордена, и запомнят этот день, как ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ НОВОЙ РЕСПУБЛИКИ!
Войска вскинули руки.
— Куда они будут стрелять?
— Атакуют систему Хосниан, что там расположено?
— Целых пять планет, ведь там же люди!
— Хосниан?! Я отправила туда детей, там мои дети!