Серьезное дело поручил райком партии: работать с людьми, готовить их к бою, вести в бой. Но как различны люди! Одного надо утешить, с другим пошутить, третьему посоветовать. Сможет ли он все это сделать?
Подумай хорошенько, Шерали…»
Комиссар решил поговорить о своих заботах и тревогах с командиром отряда и Опанасом Гавриловичем. Выйдя во двор, он увидел сына, играющего с Дружком.
Бахтияр настойчиво, но безуспешно пытался взнуздать веревочкой доброго пса.
Сын снова напомнил о Тамаре. В груди Шерали защемило. «Эх, Тамара, Тамара! Кто бы из нас мог подумать, что такое может приключиться? Держись крепко, мой друг! Я не оставлю тебя. Я с тобой! Выручим. За сына не волнуйся!»
Шерали подошел к Бахтияру и поцеловал его в высокий, как у матери, лоб.
Только сейчас комиссар заметил Опанаса Гавриловича. Тот стоял, прислонившись к дереву, и неотрывно смотрел на внука. Что происходило в душе лесника, много повидавшего на своем веку, вся жизнь которого прошла в неустанном труде?
«Назначили комиссаром — буду им, справлюсь, — решил Шерали. — Время такое. Нельзя не справиться».
Шерали осторожно, стараясь не помешать Опанасу Гавриловичу, повернул к дому.
ИНИЦИАТИВА РАВЧУКА
…В последние дни погода резко изменилась. Ночи стали холодными, выпадала обильная роса. Только днем солнце припекало еще по-летнему.
Ночами на темном небе мерцали звезды. Месяц, плывущий среди миллионов золотых точек, освещал мягким и спокойным светом неприметные лесные тропинки. Тихо, задумчиво шумели уходящие ввысь верхушки прямых, стройных сосен.
Степан Иванович и Шерали направлялись в глубь леса, к блиндажам, где сейчас находились основные силы лесного гарнизона. Разъезд лежал в стороне от партизанских блиндажей, но, несмотря на это, Шерали ради осторожности предложил Степану Ивановичу:
— Давайте на всякий случай расстанемся здесь.
Один из блиндажей, построенный по ту сторону озера, был совершенно незаметен для глаза: он скрывался среди деревьев, сверху заваленный землей и забросанный еловыми ветками.
В нем размещался штаб «Маленького гарнизона».
С землянками, где расположились партизаны, он связывался хорошо замаскированными глубокими ходами. Все здесь было сработано прочно, основательно, приспособлено для длительного пребывания в лесу. На подступах к блиндажу разместились посты.
Порой они давали о себе знать.
— Стой! Кто идет? — раздавался в темноте из-за кустов голос.
Шерали отвечал паролем.
Из блиндажа доносился чей-то богатырский храп. При свете фитилька, плававшего в банке с салом, комиссар увидел и бодрствующих. Сержант Гизатуллин, медицинская сестра Аня Маслова, еще несколько партизан беседовали вполголоса, почти шепотом
— …И каждый день сдаем города! — со вздохом говорил Гизатуллин, рассматривая ученическую карту, лежавшую у него на коленях.
— М-да… — произнес задумчиво пожилой колхозник.
Вот уже неделя, как этот колхозник сбежал из села и пришел к партизанам. Многого наслышался в селе. Немцы говорят о скорой победе.
— Собираются к ноябрю быть в Москве, фрицы-то. Так и заявляют: скоро кончим с вашей властью…
Вдруг храп прекратился и с нар послышалось:
— Все это временно, хлопцы!
Это подал голос дед Митяй. Он явился в лесной гарнизон со своим внуком-подростком. И, как бы извиняясь, сказал тогда комиссару:
— Я бы и сынов привел, да они все по ту сторону фронта. Надо полагать, встретятся с нами. Я так думаю, — откашлявшись, продолжал дед, — зайдут фашисты вглубь, а потом одним ударом их и прихлопнем. Когда-то и Кутузов таким манером Наполеона кончал.
Кто-то весело заявил:
— О… Наш дед Митяй знаток в военных делах!
— А что ж? Почему не знать, — самодовольно ответил дед. — В народе о Михайле Илларионовиче баек много. Да и старший внук мне в книжке читал.
Старик оживился. Вероятно, ему доставляло удовольствие, когда такое большое общество интересуется внуком и вообще его, деда Митяя, знаниями.