А Тимофей продолжал сбрасывать дрова с повозки, не замечая, что делает это уже торопливо, стараясь как можно быстрее окончить работу.
ПОРА ДЕЙСТВОВАТЬ
— И, главное, не торопясь. Учти: пуля — фриц, вторая — второй фриц… Только так нужно стрелять. — Янис присел на корточки, проверяя у партизана изготовку «стрельба лежа».
Янис оказался неплохим «преподавателем огневой подготовки», как его в шутку называли товарищи.
Объяснял он не совсем по-уставному, но понятно. Когда у него недоставало слов, Янис брал винтовку в руки, показывал. Стрелок он был отличный.
— Бывало, в части только и слышишь Янис да Янис, — вспоминал Михайлов. — На всех стрельбах выходил первым.
— А… — недовольно морщился Янис — То мишени. Бумага, фанера. Вот теперь нужно пострелять. Тогда и говорить будем.
Его белесые, еле заметные брови опускались над синеватыми глазами, и он отворачивался. Янис не любил похвал.
— Почему же не вспомнить хорошее? — сказал однажды Шерали. — В учебе вы отличались, значит, и в бою отличитесь.
— Тогда говорить будем, — упрямо повторил Янис. Но все знали, что он и «тогда» говорить не будет.
Первое пополнение «Маленького гарнизона», которое привел Тимофей, на редкость оказалось удачным и нужным для отряда.
Гизатуллин словно родился разведчиком. Ходил он бесшумно, легко.
— По-кошачьи, — точно определил Михайлов.
На это сравнение Гизатуллин не обиделся. Он только прищурил глаза и расправил складки гимнастерки под ремнем. Это движение еще больше подчеркнуло его ловкую, стройную фигуру.
— По своему усмотрению подберите людей, — приказал Гизатуллину командир отряда, — и занимайтесь, готовьтесь.
Гизатуллин мог заниматься со своей группой круглые сутки. Он словно испытывал каждого человека: годится ли для сложного задания? На рассвете сержант уводил группу в глубь леса.
— Не ходить надо разведчикам, а летать, — по-своему объяснял он, — земли чуть-чуть касаться, да и то только там, где можно…
А можно было в том случае, если не шуршали под рогами опавшие листья, не раздавался сухой треск хвороста… Попытайся-ка воспользоваться таким «разрешением» в лесу!
— Не задевайте веток, — твердил Гизатуллин.
Но ветки сплетались между собой. Пройди через эту стену!
Один из партизан в конце концов откровенно признался:
— Не смогу, товарищ младший сержант. Грузноват немного я, — он улыбнулся, — для полетов.
— Нет… Нет, — Гизатуллин отрицательно покачал головой. — Твой кулак очень нужен в разведке. Надо учиться ползать, ходить. Ты обязательно все сумеешь, Михайлов наш тоже грузноват, а научился.
Красноармеец Михайлов был среднего роста. Но никакая одежда не могла скрыть его широченных плеч.
В армии он начал заниматься боксом и в полку скоро стал чемпионом. Как многие сильные люди, Михайлов был добродушен, спокоен. Если он начинал о чем-нибудь вспоминать, то непременно каждая история была связана с именами его товарищей по спорту, по службе. О себе он говорил очень редко, смущаясь, по-мальчишески покашливая.
В противоположность ему Коркия был горяч, вечно чем-то возбужден. Он не мог равнодушно ни говорить, ни слушать. Сразу же метнутся густые широкие брови (кто-то в шутку посоветовал поделиться ими с Янисом) над глазами, в которых вечно сверкают огоньки.
Это значит, Коркия готов к спору «до потери сознания… своего противника».
И Михайлов, и Коркия тоже оказались нужными людьми в отряде. У них были военные знания. Да и выглядели друзья настоящими солдатами, на которых можно положиться в любом трудном деле.
— Когда же… по-настоящему немца потрогаем, товарищ комиссар? — часто спрашивали они Шерали Султанова.
— Скоро, скоро. Подготовим людей.
— Уже готовы! — выпаливал Коркия. — Можно драться! Все готовы.
— Ну, все-то не все, — спокойно замечал Михайлов.
— Почему не все! — возмущался Коркия. — Ты готов, я готов, все другие готовы.
Коркия считал, что такого «конкретного» заявления достаточно.
— Скоро, скоро, — продолжал успокаивать комиссар.
И вот пришло время, когда Султанов, пригласив друзей, сообщил им о решении напасть на разъезд.
— Справимся? — Он взглянул на красноармейцев.
— До последней капли крови будем биться с врагом. Умрем в бою! — неожиданно заявил Коркия.
— Когда идешь в бой, нужно о жизни думать, — улыбнулся комиссар. — Не таиться, конечно, в кустах, но все же с умом воевать. Кровь надо беречь. Она еще пригодится. Ох, как пригодится. Мы хотим еще пожить и будем жить!