— Оружие будет… — успокоил дед Митяй. — О другом я подумал. Прихватили бы вы с собой полицая. Ждет там его партизанский суд.
— Как же? — Парни переглянулись. — К нему за версту не подойдешь.
— Можно подойти… С вечера тянет самогон. Вот и взять его живьем… Разработаем операцию? — Дед Митяй опять щегольнул ярким словцом.
Три дня гостил партизанский гонец в деревне, подготавливая «операцию». На четвертый — незаметный гость двинулся дальше. Шел он спокойно, привыкнув к дороге, к частым патрульным, к косым взглядам полицаев.
А где-то по еле заметным тропкам, выбиваясь из сил, но стараясь не признаваться в этом, двое парней тащили грузного полицая, уже отрезвевшего, злого, перепуганного. Усталым путником, в «поисках родных и куска хлеба», добрался дед Митяй до районного центра.
Ему раньше приходилось бывать в Червонном Гае. Но сейчас старик не узнал веселый, зеленый городок. Тарахтели мотоциклы, с громким хохотом расхаживали подвыпившие солдаты, торопливо, стараясь быть незаметней, проскальзывали местные жители.
«Червонный Гай… Червонный Гай… Разве это ты? Ах, нехристи, до чего довели тебя…» — покачал головой дед Митяй.
Побродив по улочкам, старик вышел на проселочную дорогу, ведущую на кладбище. Долго пришлось ему ждать, пока появился возница. С Тимофеем дед Митяй перекинулся торопливыми, короткими фразами.
— Будет возможность, дай знать Тамаре, что с Борей и Шерали все в порядке… Ни один черт до нас не доберется… Пусть не беспокоится…
Через час старик в оборванной одежде стоял снова в центре. Мимо проехала машина. По шуму на улице Митяй понял, что это сам комендант майор фон Штаммер.
Конечно, офицер не обратил внимания на щуплую фигуру старика.
ПАРТИЗАНСКИЙ СУД
Шерали Султанов серьезно еще не задумывался над психологией предателя. Ну, Равчук — ясное дело. Отсиживался до поры до времени. Умело замаскировал свое логово. А вот этот? Что его заставило пойти в полицейские?
В землянке тесно. Партизаны сидят, прижавшись друг к другу. Многие из них тоже впервые видят предателя так близко. Тот клонит голову вниз, словно она свинцом налилась: он не может ее удержать даже на толстой шее.
— Давно в полицейских ходите?
Этот вопрос задает Опанас Гаврилович, народный заседатель. Его, Козлова, и Анкг Маслову партизаны единогласно избрали в состав суда.
Полицай медленно поднимает голову и едва шевелит губами.
— Кончайте… Что комедию ломаете? Все равно же к стенке поставите.
— Мы не убийцы… — строго обрывает Козлов. — Отвечайте на вопросы.
— Месяц скоро будет… — наконец говорит полицай и снова опускает голову.
— Сколько на твоей… — Опанас Гаврилович замолкает и поправляется: — На вашей совести сколько душ?
Полицай непонимающе смотрит на лесничего.
— Сколько вы погубили советских людей?.. — спрашивает Козлов.
Подсудимый крутит головой.
— Врет! — вскакивает один из парней. Ему лучше знать. Это он и тащил в партизанский отряд полицая.
— Тише! — поправляет Козлов. — Хотите выступить?
— Да… Хочу!
— Слово имеет свидетель… товарищ Костров.
Никогда не приходилось девятнадцатилетнему «товарищу Кострову», который до сих пор был просто Володькой, выступать с обвинением.
Запинаясь, краснея, он начал свой рассказ о зверствах пришибленного, сгорбившегося полицая.
— Я знаю его давно… Когда был вот таким… — Володя даже пригнулся, чтобы протянуть ладонь к полу. — Звали дядей Кузьмой… Был человек как человек… А оказывается, зверь в нем сидел…
Парень освоился и стал торопливо перечислять все, что успел натворить за месяц полицейский. При каждом имени, при каждой фамилии подсудимый все ниже опускал голову. И когда Козлов предоставил ему слово, полицай развел руками: что там говорить…
Землянка вздрогнула, зашумела — негодующе, гулко.
— Хватит с ним церемониться…
— Повесить его мало..
Шерали Султанов никогда не был на судебных заседаниях. Он не мог сравнить, не мог сказать: правильно ли соблюдены все формальности. В одном уверен комиссар: иначе поступать нельзя.
А Козлов еще до войны избирался народным заседателем. Поднявшись, он твердо предложил:
— Прошу встать…
От имени Родины, от имени народа Степан Иванович огласил приговор.
Предателя увели из землянки. И вскоре где-то в глуши раздался выстрел.
Все в лагере его слышали. Люди уже привыкли к смерти, привыкли к беспорядочной стрельбе и взрывам, но этот выстрел заставил всех вздрогнуть.