Смогут ли три человека выполнить эту задачу? Нет, сначала нужно как следует все изучить, посоветоваться с командиром. Разумеется, фашисты позаботились об охране аэродрома.
— Предложение ваше заманчивое, но все же повременим, — заметил Шерали. — Наша задача — добыть во что бы то ни стало «языка». Пусть он нам по-немецки все расскажет, а мы по-русски поймем.
Подождав, когда партизаны докурят, комиссар решил:
— Патруль, который встретил Митя, по всей вероятности, должен скоро вернуться: они не любят далеко отходить от своего осиного гнезда.
— Обоих возьмем?
— Да. Если оставить другого, крик поднимет…
…Высокая трава, скрывшая партизан, не шелохнется. Из-за стрельчатого хребта ельника взошла красная, как медное блюдо, луна. Вскоре на дороге показалась фигура человека. Это был солдат из вражеского патруля; на его стальной каске отражался лунный блик. Но почему он один? Где же второй? Или Митя напутал? Может быть, это другой патруль?
Комиссар повернулся к Мите, лежавшему рядом с ним. Тот понял взгляд комиссара и ответил легким пожатием плеч: сам, дескать, удивляюсь! Возможно, дойдя до Варваровки, солдаты разошлись и второй пошел по другой дороге? Ну, как бы там ни было, надо брать этого! Все к лучшему. Одного солдата легче взять. Шерали все лежал в траве, пока гитлеровец шел посередине дороги, для храбрости насвистывая какую-то песенку. Автомат висел на груди, и солдат обеими руками держал его. Стук тяжелых сапог четко раздавался в ночной тишине, он ободрял солдата, которому было явно не по себе от вынужденной ночной прогулки.
Едва патрульный поравнялся с разведчиками, комиссар подал знак Мите, вскочил и в один миг набросился на солдата сзади. Тут же подоспели и Сотников с Митей.
Фашист от испуга потерял дар речи. Руки, поднятые кверху, дрожали, автомат болтался на животе. Снять автомат и связать фашисту руки было делом одной минуты. Комиссар приказал разведчикам заткнуть пленному рот.
Через минуту дорога снова было пустынна.
Все вокруг дышало тишиной, покоем, в черном небе плыла удивленная луна.
ПАРТИЙНОЕ СОБРАНИЕ
Как и прежде, тикают ходики. Такой же гостеприимной скатертью, как и прежде, накрыт стол. Так же суетится Марфа… Все, как до войны, в доме Опанаса Гавриловича. Только нет дома, есть землянка. А внешне ничуть не изменился многолетний уклад жизни, привычки, домашний порядок.
По-прежнему шумно, оживленно. Ни на минуту не утихает землянка. Здесь штаб. Один балагур, лишь увидит Марфу, так сразу и донимать:
— Идут, бабушка, дела? Наш славный комендант штаб-квартиры.
Кто его знает, насмехается ли над старухой или характер такой веселый. По виду не скажешь, что охальник. Добрый парень. Не раз помогал Марфе в ее бесконечных делах. Да и Опанас Гаврилович тоже частенько стал называть ее комендантом. А ведь так кличут самого злющего немца в Червонном Гае! При чем же тут она, бабка Марфа!
Вот и сейчас старик обращается к ней:
— Давай-ка, комендант, чайку нам сготовь. Партийное собрание будет.
Бабка Марфа знает, что в данном случае обойдется без шумных разговоров. Люди посидят спокойно, по-деловому. А бюро когда собирается — и того лучше. Одним самоварчиком обходятся.
Собрание — больше хлопот. Куда больше! Да и непонятно. Вначале ставила для собрания тоже один самоварчик, потом два, потом три… Сейчас оно такое собрание большое, что приходится запасаться кипятком. А какой он — чай из ведра! Горе, а не чай…
— Сготовишь чай, — продолжал Опанас Гаврилович, сдвинув густые брови, — и марш из комнаты. Хотя ты и комендант, но беспартийный. А собрание у нас сегодня закрытое…
— Ну закрывайтесь, закрывайтесь, — торопливо согласилась Марфа.
— После собрания бюро еще будет… — поставил Опанас Гаврилович «коменданта» в известность.
— Это лучше… — И, думая о своих хлопотах, бабка чистосердечно созналась… — Лучше бы сразу бюро.
— Ну, ну… Это в твои обязанности не входит…
На собрании первым выступил Степан Иванович. Вначале он предложил почтить память партизан, погибших в последней операции.
Коммунисты молча поднялись. Легким кивком головы Козлов разрешил сесть.
— Конечно, мы освободили из неволи десятки людей… Это большое дело. Но обидно, что о дальнейшей судьбе людей мы не можем пока побеспокоиться.
Партизаны хорошо понимали своего командира. Действительно, что они могли предпринять?