Тогда послали Матрену Петровну на разведку. Нам чекисты сказали, что они уже посылали Матрену Петровну посмотреть. Она пришла и сказала, что товарищ Сталин лежит, спит, и видно, под ним подмочено. Чекисты подняли Сталина и положили на кушетку в малой столовой. Сталин лежал в большой столовой, следовательно, он поднялся с постели, вышел в малую столовую и там упал, там он подмочился.
Когда нам сказали, что с ним вот такой случай произошел и что он теперь спит, мы посчитали, что неудобно нам появляться и фиксировать свое присутствие, когда он в таком неблаговидном положении находится. Мы уехали по домам. Прошло какое-то небольшое время, опять звонок. Звонит Маленков и говорит:
— Звонили опять ребята от товарища Сталина. Они говорят, что все-таки что-то со Сталиным не так. Хотя Матрена Петровна, когда мы ее посылали, сказала, что он спит спокойно, это необычный сон. Надо еще поехать.
Вот мы приехали опять в эту дежурку. Приехал Каганович, приехал Ворошилов и приехали врачи. Из врачей помню профессора Лукомского. Мы зашли в комнату. Сталин лежал на кушетке, спал. Профессор Лукомский подошел очень осторожно. Я его понимал. Он, знаете, прикасался к руке Сталина, как к горячему железу, подергиваясь. Берия даже грубовато сказал:
— Вы врач, так вы берите как надо.
Профессор Лукомский сказал, что правая рука Сталина не действует. Парализована и левая нога. Он даже говорить не может. Состояние у него тяжелое. Сразу разрезали костюм, переодели и перенесли его в большую столовую. Сталин был в очень тяжелом положении. Врачи нам сказали, что при таком заболевании почти никто не мог вернуться к труду. Мы все сделали, чтобы Сталина поднять на ноги.
Однажды днем, я не помню, на какой день, Сталин вдруг как бы пришел в себя. Это было видно по выражению его лица, но он говорить не мог. Он поднял левую руку и начал показывать не то на потолок, не то на стену. У него на губах появилось что-то вроде улыбки. Потом стал нам жать руки, я ему подал руку, он ее пожал левой рукой. Пожатием руки он передал свои чувства.
Как только Сталин заболел, Берия ходил и пыхал злобой против него. Он его ругал, он издевался над ним. Ну, просто невозможно было его слушать. Интересно, как только Сталин проявил на лице сознание, пришел в чувство и тем самым дал понять, что мог выздороветь, и мы стали жать ему руку, Берия сейчас же бросился к Сталину, встал на колени, схватил его руку и начал ее целовать. Когда Сталин опять потерял сознание и закрыл глаза, Берия поднялся и плюнул. Вот это был истинный Берия. Коварный даже в отношении Сталина, которого он вроде возносил и боготворил и тут же плевался на него.
Кончилось наше дежурство, и я поехал домой. Только я лег, еще не уснул, звонок. Маленков звонит:
— Срочно приезжай, у Сталина ухудшение. Приезжай срочно.
Я сейчас же вызвал машину и поехал. Приехал. Действительно, Сталин уже был в очень плохом состоянии. Медики нам сказали, что он умирает, что это уже агония. Тут он перестал дышать. Собрались все. Все увидели, что умер Сталин. Приехала Светлана. Я ее встретил и когда встретил, то очень разволновался и заплакал. Я не мог сдержаться. Искренне мне было жалко Сталина, искренне я оплакивал его смерть. Я оплакивал не только Сталина, а я волновался за будущее партии, за будущее страны, потому что я уже чувствовал, что сейчас Берия будет заправлять всем, что это — начало конца».
Теперь сравним оба текста. Если отвеять многословие, легко заметить главное: Хрущев скрыл больше, чем сказал. Скрыл приказ Маленкова Старостину больше никому не говорить о болезни Сталина. Скрыл разнос Берии, который тоже приказал Лозгачеву больше их не беспокоить, когда «товарищ Сталин крепко спит!». Словом, утаил, что они всячески оттягивали вызов к Сталину врачей, которых привезли только около девяти часов утра. Но при всем том не забыл похвалиться: «Мы все сделали, чтобы Сталина поднять на ноги». Каким образом?
Еще меня удивила сцена прощания Сталина: «Он поднял левую Руку и стал показывать не то на потолок, не то на стену. У него на губах появилось что-то вроде улыбки. Потом стал нам жать руки, я ему подал руку, он ее пожал левой рукой. Пожатием руки он передавал свои чувства». Надо полагать, самые добрые. И по Хрущеву, это произошло дня за два до смерти.
А вот что можно о том же самом прочитать в книге «Двадцать писем к другу» Светланы Аллилуевой: «Агония была страшной. Она душила его у всех на глазах. В какой-то момент он вдруг открыл глаза и обвел ими всех, кто стоял вокруг. Это был ужасный взгляд, то ли безумный, то ли гневный… Взгляд этот обошел всех в какую-то долю минуты. И тут, — это было непонятно и страшно, я до сих пор не понимаю, но не могу забыть, — тут он поднял вдруг кверху левую руку (которая двигалась) и не то указал ею куда-то вверх, не то погрозил всем нам. Жест был непонятен, но и угрожающ, и неизвестно, к кому и к чему он относился».
Разве не удивителен у Хрущева подобный переворот событий в свою пользу? Думаю, ложь тут очевидна. Остальную разницу, надеюсь, вы уловите сами. А какое же главное открытие сделали мы, прочитав книгу Хрущева? Оказывается, Сталин был пьяницей. Из всех рассуждений на эту тему я для краткости ограничусь одним: «Он еще в молодости имел склонность к пьянству. Видимо, это у него было наследственное». Вот так сюрприз! А мы-то об этом даже не подозревали. Чтобы доверчивые читатели не приняли всерьез очередной анекдот, на которые Хрущев был мастак, уточняю: Сталин предпочитал только вина «Цинандали» и «Телиани». Случалось, выпивал коньяк, а водкой просто не интересовался. Ее хлестали «соратники». Притом — за свой счет. Помните, Сталин скостил им пакетную доплату с двадцати пяти тысяч до восьми? Вот эти деньги шли в общий котел. Орлов тратил их на обеды для членов Политбюро.
Что касается самого Сталина… С 1930 по 1953 год охрана видела его «в невесомости» всего дважды: на дне рождения С. М. Штеменко и на поминках А. А. Жданова.
Все видели, что Сталин относился к Жданову с особым теплом. Поэтому после похорон устроил на даче поминки. Уезжая вечером домой, Молотов наказал Старостину:
— Если Сталин соберется ночью поливать цветы, не выпускай его из дома. Он может простыть.
Да, уже сказывались годы. Сталин легко простужался, частенько болел ангиной. Поэтому Старостин загнал ключ в скважину так, чтобы Сталин не мог открыть дверь. Впустую прокряхтев около нее, Сталин попросил:
— Откройте дверь.
— На улице дождь. Вы можете простыть, заболеть, — возразил Старостин.
— Повторяю: откройте дверь!
— Товарищ Сталин, открыть вам дверь не могу.
— Скажите вашему министру, чтобы он вас откомандировал! — вспылил Сталин. — Вы мне больше не нужны.
— Есть! — козырнул Старостин, однако с места не двинулся.
Возмущенно пошумев, что его, Генералиссимуса, не слушается какой-то охранник, Сталин ушел спать. Утром Старостин обреченно понес в машину свои вещи. Тут его вызвали к Сталину, который миролюбиво предложил:
— О чем вчера говорили — забудьте. Я не говорил, вы не слышали. Отдыхайте и приходите на работу.
Интересной была ситуация, правда же? Ну, ее психологические тонкости вы сами оцените. А я подчеркну лишь вот что: если Сталин все-таки хотел поливать цветы и даже запомнил весь ночной разговор, значит, был не очень пьяным. Ведь так? Хотя чисто по-житейски тут все понятно — человек похоронил самого лучшего собеседника. С кем теперь обсуждать новые художественные книги? Потому имел полное право утолить свое горе.
Выходит, Хрущева опять занесло? К сожалению… Помните, как он признался: «Искренне мне было жалко Сталина, искренне я оплакивал его смерть». Но даже спустя столько лет все равно продолжал сочинять про него небылицы. Тоже искренне? Вот какую сложную натуру имел человек…
Поэтому я, в знак протеста против его шараханий, в 1955 году подал в отставку…
Скажу еще, что сейчас некоторые обыватели хвалят Н. Хрущева за создание пятиэтажек сразу после смерти Сталина. Он-де многих переселил из подвалов. Но на какие деньги Хрущев строил пятиэтажки? Что, бог послал? Нет, не бог, а Сталин. Он после войны развернул невиданное строительство городов. Н. Хрущев взял деньги для строительства пятиэтажек из накопленной сталинской казны.
Сталин оставил народам СССР две с половиной тысячи тонн золота. Он за море не ездил и берег государственную копеечку. Подсчитайте, сколько стоят сейчас вояжи наших малых и больших правителей государству? Очень много. Все это на хребте трудового народа. А толк-то какой от их поездок? Один популизм…