И мечта эта осуществилась. Елизавету Васильевну давно уже приглашала подруга, родители которой жили в деревне Вологодской области. И вот появилась возможность принять предложение подруги.
Что может быть лучше отдыха в русской деревне, где леса и перелески перемежаются полями, где ласковые речки и широкие поймы лугов, где можно посидеть у тихой заводи с удочкой или просто побродить по полям, послушать щебетание птиц и собирать грибы, услышать кукование кукушки и загадать, сколько тебе еще суждено жить, и, если она накукует больше двадцати, приятно не поверить, а если всего два-три раза — огорчиться и забыть?!
Евгений буквально пьянел от окружавшей его красоты, от деревенской тишины, от того замедленного ритма жизни, в котором он сейчас пребывал. Здесь и часы идут медленнее, и ветер дует слабее, и вода в речке течет плавнее, и люди по улицам шагают размереннее, и речи их душевнее, и все они доброжелательны, предупредительны, гостеприимны.
А ночи! Ночи какие! Казалось, разве можно удивить человека, проведшего в ночном небе сотни часов? Но то были ночи бурные, грозовые, ночи больших высот и стремительных скоростей. Ночи, искромсанные разрывами вражеских снарядов, исчерченные лучами прожекторов, пропитанные смрадом порохового дыма.
Под таким впечатлением оставался Борисенко в течение двух дней, а на третий вспомнил и об обязанностях военнослужащего, находящегося в отпуске: нужно временно встать на военный учет. Военкомат находился в районном центре, всего в шести километрах от деревни. Евгений собрался было идти пешком, но его отговорили: сейчас в районный центр пойдет машина, и Борисенко пешую прогулку отменил, ждал машину.
Подъехал небольшой грузовик — полуторка, в кузове уже полно людей. За рулем сидит подросток лет пятнадцати. Мужиков в деревне не было, остались дети, старики и женщины. Евгений, взглянув на шофера, на пассажиров, стоящих в кузове, хотел уже идти пешком, как услышал голос мужика-инвалида.
— Садитесь, товарищ командир…
И Евгений полез в кузов. Ему досталось место у правого борта. Все ехали стоя. Мотор затарахтел, захлопал, заскрежетали шестерни коробки скоростей, рывком машина тронулась с места, провожавший вдогонку закричал:
— Смотри, езжай осторожней, люди ведь…
Но водитель за шумом, грохотом последнего указания не слышал.
Дорога грунтовая, с большими выбоинами, но водитель, выехав за околицу, включил третью скорость и так, не снижая ее, мчал до самого райцентра. Машину бросало из стороны в сторону, подбрасывало вверх, люди шарахались то в одну, то в другую сторону. Сначала смеялись, шутили, потом не на шутку забеспокоились, передние, нагибаясь к окну кабины, просили: тише, людей растеряешь. Но лихач мчал, не обращая внимания на увещевания.
Молодости свойственно упоение большими скоростями. Сначала бегом на палочке, изображая верховую езду, потом на санках с горки, на коньках, верхом на лошади, на велосипеде. Скорости не так велики, и езда, в основном, безопасна. Но с появлением автомашин скорости удваиваются, утраиваются, увлечение большими скоростями приводит к лихачеству, и это уже небезопасно. Почему? Да потому, что лихач подвержен слепому азарту, езде без учета физических явлений, возникающих при больших скоростях, вследствие чего и происходят случаи, подобные тому, какой произошел с Евгением Борисенко.
Уже въехали в райцентр. Сейчас будет поворот налево и тут — военкомат, Борисенко надо сходить. Не сбавляя скорости, водитель круто повернул машину влево, ее занесло, и все те, кто стоял у правого борта, вылетели из кузова, а машина пошла дальше. Водитель не увидел произошедшего, но местные жители, преградив дорогу, остановили лихача.
Все отделались ушибами и, прихрамывая, пошли снова к машине, кроме Борисенко. Его падение пришлось на огромный камень-валун, который был уложен на углу двух улиц, чтобы подобные ездоки не задевали угол строения.
Борисенко оставался без сознания 14 часов. Его положили в медпункт, позвонили в Москву. На третий день прибыл санитарный самолет, и его доставили в авиационный госпиталь в Сокольниках.
При обследовании больного установили: пять ребер сломано, одно сломанное ребро проткнуло легкое, три ребра получили трещины, повреждены почки. От ушиба головы значительно ухудшилось зрение.
Молодость летчика и незаурядное искусство врачей поставили Евгения на ноги, но летно-медицинская комиссия вынесла приговор, знакомый многим авиаторам: «К летной работе не годен».