…Когда операция была позади и доктор Васильев пообещал, что Санька будет жить, капитан Громов облегченно вздохнул и поплелся в свой блиндаж. Рекс ждал его у входа. Глаза воспалены, морда заострилась, бока запали, шерсть потускнела.
– Да-а, – вздохнул Виктор, – достается тебе, Рекс. Паек отрабатываешь честно. Ладно, пойдем вперед, отдохнешь. Пристрою тебя около медсанбата, будешь раненых охранять. А мне в наступлении не до тебя. Извини, конечно, – потрепал его уши Виктор, заметив, что Рекс насторожился, – но разлучиться нам придется. А теперь давай отдыхать.
Два дня прошли спокойно. А на третий случилась беда. Побывав у Мирошникова, Виктор выходил из палатки медсанбата, и вдруг его остановил бледный, взволнованный Васильев.
– Беда, Витя, – глухо сказал он, даже не пытаясь совладать с прыгающими губами. – Большая беда.
– С кем? – почему-то шепотом спросил Громов.
– С Машей. Пропала она. Бесследно.
– То есть как пропала? Куда может деться живой человек, да еще в тылу? Немцы, конечно, шныряют – им «языки» тоже нужны, но сюда им не добраться.
– Немцы тут ни при чем, – поморщился доктор. – Она сама. Куда-то сбежала. Черт побери, и я, лопух старый, ведь догадывался, а молчал! Что стоило поговорить с человеком?! Может, и помог бы. Под трибунал пошел бы, а помог!
– Стоп! – взорвался Виктор. – Что ты мелешь? Какой трибунал? О чем догадывался? Чем мог помочь? Говори! – рявкнул Виктор.
– Не ори, – снова поморщился доктор. – Оба виноваты. Но прежде всего – ты! Сколько ты не видел Машу?
– Дней пять-шесть…
– И она ничего не говорила?
– Если ты о письмах с Урала, то я даже не намекал: решил, что не время.
– А как она выглядела?
– Нормально. Только пошатывало ее. И малость бледная. Сказала, от недосыпа. Я сам такой. Забыл, когда ночью спал.
– М-да… А ты знаешь, что в аптечке медсанбата пропала хина?
– А-а, догадался! Где же это она в такую жару подцепила малярию?
– Да не малярию, а тебя, дурака! – взорвался доктор.
Виктор умолк.
– Т-ты хочешь сказать… – боясь своей догадки, наконец выдавил он.
– Да, я хочу сказать, что Маша беременна. И не на первом месяце. В ее положении – это трагедия.
– Какая трагедия?! Это же прекрасно! Я не раз предлагал ей жениться, то есть выйти замуж, не раз предлагал уехать в тыл, а она свое: сейчас, мол, война, сирот и так много.
– Она права! – жестко сказал доктор. – Но я не об этом. Подумай: ты можешь погибнуть в любой момент, дома у нее – муж, который конечно же ее бросит. Значит, ребенок будет незаконнорожденный. Ты хоть представляешь, что значит быть матерью-одиночкой? А каково ребенку с прочерком в графе «отец»?
– Почему одиночкой? Я же вот он. Я жив.
– Пока – жив. И вообще не о тебе речь. Куда она ушла? Куда может уйти женщина в таком положении?
– Как это куда? К врачу, конечно!
– К врачу?.. Во-первых, в округе на триста километров ни одного гинеколога. А во-вторых, за такие дела – трибунал! В тылу и то за аборты судят, а тут и подавно.
– Погоди-погоди, – нахмурился Виктор. – Кажется, я начинаю догадываться. Ты только скажи: без врача ей не обойтись? Другого выхода нет?
– Нет.
– Тогда она будет искать какую-нибудь бабку.
– Где ее возьмешь, эту бабку? Бабки живут в деревнях, а тут сплошные доты и дзоты.
– Нет, Коля, одна деревенька есть. Четыре избенки осталось, но люди там живут. Не знаю, как насчет бабки, но, кроме как в Глаголевку, идти некуда. По дороге туда километров тридцать, но можно и напрямую. Все! Я знаю, что делать. Рекс, ко мне! Нужно что-нибудь понюхать. Ага, платок!
Виктор достал вышитый крестиком платочек, который Маша подарила ему на прошлой неделе, зажал Рексу пасть и сказал: «Нюхай!» Рекс втянул сладковато пахнущий воздух и вильнул хвостом.
– Порядок, запах взят! Теперь – вперед. Догнать! Догнать и охранять! Рекс, миленький, шагу не давай ступить. Сторожи и никого не подпускай!
Пускать собаку без ошейника – опасное дело, ведь каждая дрессированная собака знает, что в этом случае ей предоставлено право выбора, что делать с человеком – облаять, задержать, покусать или разорвать в клочья. Но другого выхода не было. К тому же Виктор верил в Рекса: зубы он пускает в ход только в случае сопротивления, а у Маши хватит ума не сражаться с собакой.
Рекс покрутился у палаток – следа нет. Потом начал бегать все расширяющимися кругами, пока не замер, вскинув морду.