Вдруг над колонной правее танка проносится снаряд с трассером, и... началась свалка. Один из танков ГПЗ повернув вправо остановил колонну. Загорелись некоторые машины немцев, стало светло, за нами видны еще танки. Потом стало известно, что колонну немецкую обходила вся наша танковая рота старшего лейтенанта Федорова. Из какого-то заднего танка и пальнули бронебойным снарядом вдоль колонны. Вздыбились многие лошади, некоторые немцы прыгают на танки, автоматчики их спихивают, перемешались и наши, и немцы, многие немцы кинулись в кусты и исчезают в темноте, по ним почти не стреляют из-за боязни попасть по своим, на некоторых танках идет рукопашная. Мы стараемся скорее прорваться вперед, слева от нас вырывается вперед еще один танк. С машин, идущих впереди, немцы разбегаются по сторонам. Наконец, к нам присоединяются и остальные танки... Впереди один из наших танков загорается, вырвавшиеся вперед танки начинают стрелять с места, нам цели пока не видно. Потом к нам в командирский люк вваливается командир нашей танковой роты Федоров, вырывает у нашего командира шнур от шлемофона, включает в сеть радиостанции шнур своего шлемофона и начинает кого-то распекать мать-в-перемать. Оказывается, его танк подбит... Немецкая противотанковая батарея замолкла, её всю разбили дружным огнем вырвавшиеся вперед наши танки. Останавливаемся. Из наших танков высыпает народ, танкисты, автоматчики. Рядом брошенная большая немецкая машина-фургон, внутри уже наши автоматчики потрошат ящики. Наш пулеметчик тащит полуоткрытый ящик с немецкими консервами в маленьких баночках, кто-то из нашего экипажа несет еще тяжелую коробку, в ней что-то тоже съедобное.
В этот момент наш командир танка дает команду — по местам, объявляет: срочно идем обратно с донесением и ранеными на КП танкового корпуса. Автоматчики загружают на броню к нам своих раненых. Только тут я увидел на крыльях танка буквально лужи крови. Это была кровь тех автоматчиков, которые были ранены еще в начале ночи, им, беднягам, досталось больше всех. Всю ночную свалку во время: обхода немецкой колонны они пролежали привязанными на крыльях танка. Здесь их забрали на новую перевязку санитары, бывшие в составе десантников автоматчиков, на сборный пункт раненых, за которыми, наверное, уже вызваны санитарные машины. Внутрь на боеукладку берем раненого нашего танкиста. Его фамилия, кажется, была Шаяхметов, или похожая на неё, близко его я не знал... Кто-то уже распечатал немецкие трофейные консервы, в маленьких баночках оказалась вкусная немецкая тушенка. Это — в самый раз, последний раз мы ели только утром вчерашнего дня.
Командир танка между делом объяснил, что мы подошли к окраинам города Валмиера, но в штабе корпуса не верят в это и требуют доставить подробное письменное донесение. Такой оборот событий никому из нашего экипажа не кажется разумным. Кажется куда проще послать к Валмиере еще танк или бронетранспортер с задачей проверить радиодонесение и сообщить результаты проверки специально для этого условленным сигналом. В то же время готовить вариант переброски туда основных сил корпуса. Ведь всем же ясно: дорога к Валмиере — основная дорога на Ригу, столицу Латвии. Но этого не было сделано.
Пока готовили командиры письменное донесение, к нам на броню поместили человек десять раненых. Мы успели слегка перекусить, и сразу в путь. Движемся обратно по ночному нашему маршруту, часто задерживаясь. То там, то здесь на опушках леса возникают группы немцев. Выпускаем по ним с коротких остановок по несколько снарядов, и снова в путь.
В одном месте на обочине заметили еще издали наш танк.. Подъехав ближе, видим — экипаж под танком, куда-то стреляют. Увидев нас, они сильно обрадовались, особенно командир танка лейтенант Чураков. Оказывается, их давно уже с разных сторон, почти окружив, осаждают, обстреливают немцы, у них же кончились снаряды, кончаются патроны. У нас снаряды тоже на исходе. Патронными дисками для пулеметов в обмен на пустые диски поделились и мчимся дальше. На дороге множество брошенных целых и изрядно помятых автофургонов, автобусов, больших конных повозок с убитыми лошадьми. Убитых немцев немного, наших убитых не видно. Навстречу попалось несколько наших автомашин, наверное, с боеприпасами. На обратном пути, конечно, возьмут раненых.
К полудню, наконец, добрались до КП танкового корпуса. Судя по обилию снующих туда — сюда людей, тут же находится и штаб корпуса. Командир танка — на доклад, автоматчики из взвода охраны снимают раненых и помещают их в подъехавшую санитарную машину, мы, добыв хлеба — за трофеи. В большой коробке оказалось что-то незнакомое, между маслом и сыром, но вкусное и съедобное. Потом уже узнали — * это плавленый сыр. Такие трофеи — очень кстати, судя по предыдущим дням, полевая кухня не будет поспевать за нами... Только тут за нашим завтраком я разглядел наш танк снаружи: все перископы в трещинах, на броне много вмятин от ударов снарядов и крупных осколков. К нам подсаживается какой-то корреспондент, начинает расспрашивать о том, что делается там, откуда мы только что прибыли сюда. Кто-то из наших приглашает его поехать с нами туда. Он отвечает уклончиво в том смысле, что не может так поступить без разрешения своего начальства. Мы его понимаем по-своему. К слову сказать, за семь моих фронтовых месяцев около нас крутилось немало разных корреспондентов, но ни на исходных позициях перед танковой атакой, ни, тем более, на броне в бою вместе с автоматчиками, ни в танке я их никогда не видел. Иногда, появившись после удачного боя в нашем расположении, они уговаривали командиров воспроизвести для них вчерашнюю танковую атаку на местности, где еще вчера был бой, виднелись дымящиеся подбитые танки и тела убитых немцев. И среди кинохроники военных лет я чрезвычайно редко вижу кадры, снятые в боевой обстановке, абсолютное большинство военной кинохроники - это кадры, снятые на полигонах, где и стреляют по танкам, и взрывают их, на позициях дальнобойных орудий, или в условиях имитации боя.
Это было сказано к слову. Тогда же, не успев закончить наш, по существу, и завтрак, и обед, и ужин, помчались снова к Валмиере. Добрались до своих на её окраине только к вечеру. При подъезде к окраинам города у нас на дороге порвалась гусеница, а чуть дальше, где находились наши танки, идет бомбежка, мы же на чистом месте. Но не зря мы хорошо закрепили навыки натягивания гусениц в сборочном цехе Сормовского завода — быстро заменили дефектный трак, быстро натянули гусеницу, немцы с воздуха не успели нас заметить. Двинулись вперед, туда, где что-то горит. По следам от гусениц обнаружили и наши танки. Командир доложил комбату о выполнении задания, нам указали место, куда встать и замаскироваться от авиации. Встали в небольшую рощицу на окраине Валмиеры и, не успев еще замаскировать танк, подверглись штурмовке с немецкого штурмовика Фокке-Вулъф 190 (ФВ-190). Никаких повреждений он нам не доставил, хотя его снаряды простучали по броне... После того, как стемнело, бомбежка прекратилась. Сразу же поступает команда: входим в город, там наши автоматчики ведут тяжелый бой с немцами. Танки выходят с разных сторон на дорогу, колонной входим на окраины города. На самом въезде на улицу стоит подбитый немецкий «тигр». Интересно, кто же из наших его шлепнул? Оказываемся опять впереди колонны наших танков, на малой скорости движемся по горящей с обеих сторон улице. Ощущение жуткое: нам в огне и за огнем ничего не видно совершенно, мы же — как на ладони. Бросай в танки гранаты, бутылки с зажигательной смесью, бей в борт из любого переулка из противотанкового ружья. То же самое могут сделать с нами, когда приблизимся к месту соприкосновения с противником. Что за нелепость вводить танки ночью в горящий город?