«В ночь на 27 января собрав не менее семи пехотных и одной танковой дивизии, противник наносит удар из района Хайльсберга в направлении Эльбинга, где в то время еще шли бои. Противнику ценой больших потерь удалось потеснить части 48-й армии километров на двадцать к западу. Эта ночь мне запомнилась. С вечера поднялась сильная метель. Порывистый ветер принимал временами ураганный характер. Все мы находились в штабе — квартире, когда вбежавший связист вручил мне телеграмму командарма 48-й .И. Гусева: противник наступает большими силами. Командарм опасается, сможет ли его армия удержать эти рвущиеся на запад полчища.
Хорошо зная Гусева, вдумчивого и опытного генерала, мы поняли, что раз уж он поднимает тревогу, значит, опасность велика. Действовать начинаем немедленно. Срочно перебрасываем сюда большую часть сил 5-й гвардейской танковой армии, 8-й танковый и 3-й гвардейский кавалерийский корпуса...
Позвонил командующий 5-й танковой армией Вольский, доложил, что неприятель приближается к его командному пункту, и попросил разрешения перейти со штабом в расположение войск 2-й ударной амии. Я посоветовал ему не отрываться от своих частей, а подготовить их к удару по противнику... Через некоторое время мимо нашего командного пункта на галопе стали проноситься части кавалерийского корпуса, спеша к месту прорыва. Конники-гвардейцы, находившиеся севернее Алленштайна, были подняты по тревоге и вот уже успели продвинуться к нам. На КП заскочил Осликовский и доложил, что корпус полностью готов к бою и весь личный состав горит желанием сразиться с врагом. Головной полк уже в районе действий, установил связь с 48-й армией... На всякий случай приводим в боевую готовность наш командный пункт. Бойцы и командиры обслуживающих подразделений занимают круговую оборону. Нас окружали прочные постройки, за их стенами можно повоевать...А погода не унималась, снегопад усилился, ветер намел суровые сугробы. В такое бездорожье кавалеристы имели огромное преимущество перед пехотой, и они далеко ее опередили... Атакованный с трех сторон враг был разбит и покатился назад. Наши войска захватили огромное количество техники и свыше 20 тысяч пленных. В этом бою отличились все рода войск. Но особенно вовремя подоспели на выручку попавшим в беду частям 48-й армии кавалеристы 3-го гвардейского кавалерийского корпуса Н.С. Осликовского».
Погода действительно стояла тогда — хуже некуда. Автомашины с боеприпасами и горючим для танков где-то застряли, у нас же снаряды и горючее на исходе. Вот тут кавалеристы и выручили не только части 48-й армии, но и танкистов, только они смогли вовремя пробиться к месту прорыва немцев. Конный корпус Осликовского еще ранее отличился при взятии узлового города Восточной Пруссии Алленштайна. Рокоссовский в своих мемуарах с восхищением написал так об этом подвиге кавалеристов на стр.316:
«Наш конный корпус Н.С. Осликовского, вырвавшись вперед, влетел в Алленштайн (Ольштын), куда только что прибыли несколько эшелонов с танками и артиллерией. Лихой атакой (конечно, не в конном строю!), ошеломив противника огнем орудий и пулеметов, кавалеристы захватили эшелоны. Оказывается, это перебазировались немецкие части с востока, чтобы закрыть прорыв, проделанный нашими войсками...»
Каждый раз вспоминая действия конного корпуса Н.С. Осликовского в Восточной Пруссии зимой 1945 года, действия конных корпусов П.А. Белова и Л. М. Доватора под Москвой в 1941-м, я подчеркиваю дальновидность тех «старых кавалеристов», которые не дали перед войной уничтожить полностью Красную кавалерию, заменить ее всю танковыми войсками. В то же время, вернее, еще ранее , в начале 1930-х годов наши старые кавалеристы первыми оценили значение танковых войск в современных войнах, первыми, или одними из первых, включили в состав кавалерийских дивизий танковые полки (бригады). Последними расстались они у нас с кавалерийскими частями лишь после Великой Отечественной войны.
Надень же начала войны в Красной армии оставались в строю еще 4 кавалерийских корпуса. Все они успешно сражались в первое полугодие войны. Второй же кавкорпус П.А. Белова, ставший в ноябре 1941 года 1- м гвардейским кавалерийским корпусом, сыграл выдающуюся роль в оборонительных боях на всем пути от границы до Москвы. И особенно при ее защите. Дважды успешно ударял по 2-й танковой группе знаменитого Гудериана...
Кажется, 25 или 26-го января наш танк сняли с обороны и выделили на несколько дней на усиление охраны штаба нашего корпуса. О некоторых событиях, связанных с охраной штаба 10 ДТК и нашем обратном пути в свою бригаду я рассказывал в своей книге, здесь повторяться не буду. Через 3 дня наш экипаж получил задание срочно возвращаться в свою бригаду. Она вела тяжелые бои, немцы все еще пытались вырваться из Восточной Пруссии через Эльбинг на запад. После непредвиденных задержек, основной причиной чему была поломка шестерни задней скорости в коробке перемены передач в нашем танке, 30 января рано утром мы, наконец, прибыли в свою бригаду. Она в это время заняла исходную позицию для атаки населенного пункта Дойчендорф, к которому накануне вышли немецкие части в процессе своей попытки прорваться к Эльбингу.
В ходе этой танковой атаки, начавшейся утром еще в темноте, наш танк вырвался вперед и первым ввалился в старый противотанковый ров, занесенный снегом и потому незамеченный механиком-водителем. Выбраться из него мы не могли по причине неисправной задней скорости. Пушка у нас крепко уперлась стволом в землю, сделав полный откат, исключив возможность поворачивать башню. Целый день мы просидели в танке в таком положении перед немецкой обороной, а вечером при попытке вытащить его нас сожгла немецкая самоходка с инфракрасным прицелом. При этом погиб наш командир танка лейтенант Сергей из Москвы. О нашем дневном сидении в противотанковом рву перед обороной противника на окраине Дойчендорфа и чем это кончилось, был у меня рассказ в книге 10. Ниже в параграфе 5.3 еще вернемся к этому событию.
Утром, после ночного сидения в подвале сгоревшего дома вместе с пехотинцами на окраине леса против Дойчендорфа, мы вдвоем с командиром орудия отправились, было, пешком в штаб своего батальона. Зашли по пути в крайний дом на окраине большого селения. Кажется, это была окраина Фюрстенау. В доме увидели такую поразившую нас картину. В комнате за столом друг против друга сидели тепло одетые мужчина и женщина. Мертвые, под ними виднелись две лужи. Видимо отравились. В прихожей, когда сразу же мы повернулись вон из этого дома, увидели на груде какого-то тряпья мертвое тельце ребенка. Геббельсовская пропаганда делала свое дело.
Заметив недалеко от этого мрачного дома бродящую громадную рыжую лошадь, немного покормив ее, уселись на нее вдвоем верхом и благополучно добрались до штаба своего батальона.
Через двое суток, в течение которых нам дали, наконец, хорошо отоспаться, нас включили в состав нового сборного экипажа и направили срочно принимать танк, выходящий из ремонта в полевых ремонтных мастерских. Новым командиром танка стал у нас теперь лейтенант Василий Садохин. На этом танке мы в тот же день прибыли снова под Дойчендорф, перед которым на опушке леса стоял в обороне наш, теперь сборный, 2-й танковый батальон, которым командовал капитан П.И.Громцев. По ночам один из танков батальона выдвигался вперед на бугор ближе к Дойчендорфу и вел обстрел дороги, по которой в этот, не то город, не то большое селение, непрерывно подтягивались немецкие части.
Спустя несколько дней вся бригада была снята из под Дойчендорфа и после ночного марша атаковала населенный пункт Ляук, в котором тоже укрепились немцы. Там, после захвата окраин этого селения, наш командир танка Садохин был ранен в кисть руки навылет в момент, когда он держался рукой за крышку открытого люка. Мы же вчетвером, обходя Ляук справа, снова погорели. Наш танк с большого расстояния поджег «тигр». Втроем мы выбросились из горящего танка буквально рядом с окопами, занятыми немцами и чудом оттуда выбрались. Механик-водитель Джабаев, пытавшийся выбраться через открытый передний люк, сразу же, видимо, был убит и сгорел в танке. На другой день проезжая мимо этого места на новом танке, я на минуту выскочил из танка подбежал к нашему сгоревшему танку и видел обгоревшие останки нашего механика-водителя.