Впервые увидели мы его в Восточной Пруссии, в феврале 45-го, валяющимся недалеко от того места, где мы остановились. Никто из нашего экипажа раньше его не видел, но слухов о нем уже наслышались. Первое знакомство с ним начали так. Сначала решили пострелять по нему издали, выяснить, взорвется он от попадания пули или нет. Не реагирует. Тогда привязали к нему длинный, валяющийся телефонный провод и начали дергать его то в одну, то в другую сторону. Не реагирует. Наконец, бросили его в какую-то яму — все равно не взрывается. На том и закончилось наше первое с ним знакомство.
Теперь же, у озер под Фалькенбургом мы взялись исследовать фаустпатрон дотошно. До последней детали разобрали взрыватель кумулятивной гранаты, разобрались в принципе его действия, изучили процесс выталкивания гранаты из трубы, устройство спускового механизма, систему прицеливания. Во всем разобрались, не полезли только внутрь детонатора самой гранаты. В процессе такого изучения прошли и богатую практику применения фауст-патронов по оставшимся еще кое-где сгоревшим танкам, по другим металлическим предметам, по булыжникам, по воде. Для глушения рыбы фауст-патрон оказался не очень эффективным — он взрывался на самой поверхности воды и глушил только ту рыбу, которая плавала у поверхности. Рыбу на глубине не доставал. Больше для глушения рыбы подходила обычная ручная граната и, конечно, противотанковая мина со взрывателем от ручной гранаты.
Однажды кто-то из командиров танков разведал в дальнем углу цепи наших озер, на устье речушки при впадении в озеро, водяную мельницу и ниже под ней — большой омут. В нем по всем признакам должна водиться хорошая рыба. Собралась наша команда опытных «взрывников», коими мы с Николаем Казанцевым уже считались. Прихватили две противотанковые мины, взрыватели и на большой лодке отправились в экспедицию за рыбой. Километров через десять достигли нужного рубежа.
Омут под мельницей, действительно, оказался впечатляющим. Широкий, глубокий, ниже по реке метрах в трехстах — озеро, заросшее у берега камышом и водорослями. Рыба, по всем признакам, должна быть. Связали вместе две противотанковые мины, вставили в обе запалы от гранат Ф-1., выдернули чеки, вдвоем забросили мины в омут и отбежали от берега. Почему-то особенно долго не было взрыва, мелькнула тревожное предположение: запалы не сработали, и мины останутся лежать на дне омута. И решив, что взрыва не будет, распрямились и уныло посмотрели друг на друга. У каждого, наверное, промелькнула мысль: больше-то мин нет, надо было сначала бросить одну мину, оставив другую в запасе...
И в этот момент грохнуло. Да так, что под нами земля больно ударила снизу по ногам через подошвы сапог... А рыбы нет. Постояли, постояли несколько минут и побрели уныло к озеру, понурив головы. Но кто- то случайно оглянулся на реку и вскрикнул: вся поверхность реки сзади была покрыта всплывшей оглушенной рыбой. В течение нескольких минут набили рыбой прихваченные с собой вещевые мешки, собрали всю рыбу, начавшуюся оживать на поверхности, остальная, как ни странно, ожила и ушла в глубину. Больше никогда такими мощными зарядами не глушили, довольствовались глушением нашими «лимонками» и немецкими гранатами.
Конечно, с нынешнего взгляда такая «рыбалка» кажется варварством, а тогда тем, кто только что наблюдал действительное невиданное сверхварварство, когда кругом все рушилось и гибло, то есть, кто видел вблизи настоящую войну, глушение рыбы противотанковыми минами казалось лишь невинной забавой.
Наши инструкторские обязанности были несложными, привычным для нас делом: готовить для практических занятий танк, каждому по своей специальности, быть готовым провести занятия, ответить на все вопросы. Все агрегаты танка должны всегда находиться в действующем состоянии. Желательно, по возможности хотя бы одному из экипажа всегда находится в танке или около него. Надоедливыми и скучными были только частые наряды в караулы. Батальон автоматчиков, входящий в состав танковой бригады, обычно несший караульную службу, был задействован на каких-то хозяйственных работах.
Войска, находившиеся за границей, сразу после воины были переведены почти полностью на продовольственное самообеспечение. Они должны были своими силами организовать на брошенных и пустующих землях посадки картофеля, овощей, крупяных культур, организовать животноводческие фермы, наладить перерабатывающие предприятия, организовать сбор урожая. Поэтому много личного состава воинских частей были заняты на этих работах. В том числе и наши автоматчики. Экипажи на такие хозяйственные работы не направлялись, их держали в расположении бригады или невдалеке от неё, чтобы быть поближе к танкам. Поэтому на них и легло основное бремя караульной охраны места расположения танковой бригады: охрана складов боепитания, ГСМ, продовольственного и вещевого имущества, охрана самих танков. Все караулы ежедневные, трехсменные. Караульная служба через день угнетала, после неё тянуло расслабиться. Мы расслаблялись охотой.
Учебный наш танк находился на окраине расположения танковой бригады на пригорке. Из танка хорошо видна была на большом протяжении опушка леса, противоположный берег озера. Наблюдая в прицел опушку леса, обнаружили любопытную картину: по вечерам, на зорьке там появляется много земляных кроликов и начинают свои игры. Пробовали к ним подобраться с револьвером — не получается. Очень осторожный и хитрый оказался зверек, чуть почует шорох — сразу в норку.
У нас в России таких диких кроликов встречать мне не приходилось. Пришла в голову мысль: попробовать стрелять по ним из пулемета, спаренного с пушкой, одиночными выстрелами. Такая затея оказалась интересной, увлекательной и очень поучительной для нас танковых артиллеристов. Прицел на «тридцатьчетверке» был очень хороший, пятнадцати кратного увеличения. Как на ладони видишь и кролика, и то место, куда ударяется пуля. Ну и начались азартные соревнования со стрельбой одиночными выстрелами по двигающимся мишеням. Всем любопытным объявляли — пристреливаем оружие. Для меня, тогдашнего командира орудия танка, стрельба одиночными выстрелами по кроликам была уникальной практикой. Видишь хорошо в прицел: пуля совсем рядом с кроликом ковырнула землю, но чуть справа, сантиметров на 10 -20. Берешь поправку — теперь она чуть левее и чуть выше, делаешь новую поправку, она опять либо чуть правее, либо чуть ниже.
Обсуждаем результаты, спорим. Стало ясно: танк учебный, после торопливого ремонта, люфты в механизме поворота пушки большие и случайные в разных местах шестеренчатых зацеплений. Это — кроме того, что и заряды патронов при массовом их производстве не могут быть абсолютно одинаковыми. Я по тем кроликам извел, наверное, не одну сотню патронов, но так и не попав ни в одного из спаренного пулемета. Такая всегда брала досада, стреляй по ним хоть из пушки.
Но из пушки так много не постреляешь, но все же стрелять и из неё приходилось в то время. Как только наладился обычный ритм повседневной службы, зачастили всяческие проверяющие комиссии. И каждая, конечно, требовала поднять личный состав по тревоге. Если комиссия не требовала снять боевые машины с консервации, а это могло делаться тогда по указанию, наверное, только командующего Северной группой войск, маршала Рокоссовского, или еще более высокой инстанции, то тревога заканчивалась отбоем после проверки строя личного состава. Но иногда проверялась все же и боевая подготовка личного состава со стрельбой из танка на ближайшем полигоне.
Проверялись тогда либо отдельные экипажи, либо только командиры орудий и заряжающие. У последних проверялась готовность заменить командира орудия, то есть умение свободно обращаться с пушкой, знать хорошо ее устройство, хорошо знать прицел пушки, хорошо прицеливаться, поражать цель на большом расстоянии выстрелом из пушки. Это было уже интересней. Цель для пушки — это обычно щит по профилю танка, вид спереди, один к одному по размерам, сколоченный из досок и брусьев. На обеспечение мишенной обстановки на полигон обычно выделялся отдельный наряд. Располагался он в блиндаже или специальном окопе. Телефонной линией старший полигонного наряда был связан с руководителем стрельб и выходил из укрытия только по его команде. Стреляли на поверках обычно фугасно-осколочными снарядами. Старший полигонного наряда перед стрельбой и руководителя стрельб, и самих стреляющих просил не стрелять по мишеням снарядами без колпачка.