Преподавала английский у нас в училище очень добросовестная преподавательница Романова. Фамилия случайно сохранилась у меня на одной из справок, а вот имени и отчества, к сожалению, нет . Как-то легко и просто освоил я тогда не только азы нового для меня языка, но и овладел самым минимально необходимым словарным запасом, позволившим вскоре почти свободно пользоваться техническими описаниями на английском языке. Этому очень способствовал появившийся тогда в продаже маленький, компактный русско-английский и англо-русский словарь всего на три тысячи слов, но тщательно отобранных. Специальная техническая терминология запоминалась как-то быстро сама собой. Я не имею в виду разговорный язык, а язык чисто технический, очень необходимый в работе сразу после училища. И позднее в академии со специальной литературой в своей области удавалось обращаться довольно легко. Отучила многих из нас от иностранного языка позднее, в 1960 — 70-е годы обильная переводная информационная литература, которая, сейчас почти перестала выпускаться. И язык специалисты постепенно забыли, сужу по себе, и необходимой информационной литературы сейчас н найдешь. Интернету доверять нельзя, ничего нового ценного там нет и быть не может. Интернет, как мне кажется, в информационном плане тщательно контролируется.
Помимо учебного процесса курсанты серпуховского авиатехнического училища, как и всех других военных учебных заведений того времени, интенсивно использовались и на уборке урожая в колхозах и в погрузке овощей и картофеля на баржи на Оке для Москвы, и на других работах. В августе 1947 г. нас, сводную группу в семь человек, сняли с учебы из разных учебных рот и направили в довольно малолюдный колхоз за Оку в район Пущино на уборку зерновых. Две недели подряд мы сортировали, провеивали зерно на веялках. Готовила пищу нам специально выделенная председателем колхоза старушка, спали на сеновале. Запомнилась фигура председателя колхоза — однорукого инвалида войны. На собрания своих колхозников он собирал выстрелами из винтовки, которая официально была у него на вооружении. В тот голодный неурожайный год (конец 1946 — осень 1947) до сбора нового урожая появилось немало охотников поживиться за счет колхозных запасов. В конце лета 1947 года с продовольствием стало туго даже в армии. У нас в авиационном училище неожиданно на некоторое время отменили даже ужин. Урожай 1947 года, видно было, дело с продовольствием в стране существенно поправил. В конце 1947 года была отменена карточная система на продукты питания, существовавшая в средней полосе с августа 1941 года.
Участвовали курсанты училища в частых ночных патрулированиях улиц города с целью пресечения бандитизма, который тоже был следствием тяжелых первых послевоенных лет. Однажды даже всю нашу роту ночью подняли по тревоге и бросили на прочесывания прилегающего к городу лесного массива, но никаких бандитов мы тогда не изловили.
Исключительно благоприятным для учебы и жизни курсантов и постоянного состава училища было расположение училища. На самом краю города, в сосновом бору. Рядом на краю приокской поймы размешался учебный аэродром училища, недалеко большой стадион. Тут же, в двухстах — трехстах метрах от основных корпусов училища (учебные корпуса, казармы курсантов, административные здания) летом разбивался палаточный лагерь, в который перебирались курсанты на летние месяцы. Невдалеке, на припойменном озере оборудовалась купальня, где проводились занятия по плаванию. Рядом с казармами курсантов располагался спортивный гимнастический городок, на котором в весенне-летне-осенний период года устанавливались турники и брусья. Зимой прямо у крыльца казармы становились на лыжи и можно было двигаться в лес, через пойму на берега Оки. Не было лишь своей бани, приходилось ходить в городскую. В зиму 1947 — 1948 годов мы, показав сравнительно неплохие результаты в лыжном кроссе, организовали небольшую команду и по вечерам до самого отбоя много ходили на лыжах по окрестностям, по берегам Оки.
На стадионе в различные праздники устраивались спортивные состязания и массовые гулянья. Подразделения училища часто участвовали там в различных военизированных представлениях, заканчивавшихся прохождением роты курсантов перед трибунами с винтовками в положении «на руку».
На учебном аэродроме от весны до осени выстраивались все учебные самолеты того времени: Як-3, Ла-5, Ил-2, Пе-2 Ту-2, на которых с курсантами проводились практические занятия. Через год учебы мы уже чувствовали себя знатоками оборудования всех этих самолетов: всего приборного оборудования, электроагрегатов, радиооборудования и всего другого оборудования, находящегося в ведении нашей специальности. По вводным преподавателей быстро находили тот или иной элемент приборов, электро и радиооборудования конкретного самолета. Со знанием дела залезали в кабины самолетов, под капоты моторов, заглядывали в различные лючки под крыльями, на хвостовом оперении, проверяли состояние датчиков и указателей различных приборов. С интересом включали и настраивали на приводные станции самолетные радиополукомпасы. (Тогда на всех наших самолетах стояли только радиополукомпасы и радиополукомпасы-отметчики пролета приводных радиомаяков. Радиокомпасы появились позднее). Приводные радиостанции вместе со своей опознавательной морзянкой (две буквы, передаваемые азбукой Морзе в виде коротких и длинных гудков) непрерывно транслировали и популярные лирические мелодии. Их можно было часами слушать, сидя в кабине самолета, но надо было уступать место следующему курсанту.
Весной 1948 года подал я рапорт и добился разрешения сдавать экстерном экзамен в городской средней школе на аттестат зрелости — только что введенный в стране основной документ о среднем школьном образовании. Разрешение мне было дано, но сдавать те экзамены я должен был без отрыва от основного учебного процесса авиаучилища. Позанимавшись по вечерам в городской библиотеке в течение месяца успешно сдал экстерном все экзамены вместе с основными учениками школы и получил незадолго до окончания авиатехнического училища еще и аттестат зрелости, единственный тогда документ, дающий право на поступление в ВУЗ.
ВЫПУСК
Во второй половине июля 1948 года начались для нашей курсантской роты государственные выпускные экзамены. За общетехнические и специальные предметы спокоен, полная уверенность в своих знаниях. После того, как сам сдал все эти предметы, получив все пятерки, пересдавал за кого-то физические основы электротехники. Экзамен по физической подготовке также не пугает. Все возможные экзаменационные упражнения на перекладине, на брусьях, прыжок через коня давно выполняю уверенно, кроссы бегаю с отличными результатами. Опасаться приходится лишь за экзамены по стрелковой подготовке и общеармейским уставам.
В состав госкомиссии по этим предметам входят отъявленные строевики из других училищ ВВС. На стрельбе тоже легко промахнуться от волнения. Но все обошлось благополучно. На всех этих экзаменах получил только пятерки. В приподнятом настроении ждем. Воспользовавшись свободным временем, обратился в санчасть училища с просьбой проверить обстоятельно мой организм. Еще в конце 1947 года почувствовал какую-то ненормальность с пищеварением. Сдал все анализы, в том числе и анализ желудочного сока. И меня ошарашивают: хронический анацидный гастрит с нулевой кислотностью. Этого еще не хватало. Перед этим уже размечтался — попаду в испытательный институт, освоюсь и сделаю попытку перейти на летную работу А тут такой сюрприз, да еще — хронический. В двадцать три-то года. Приуныл совсем. Стало ясно, что это — результат беспорядочного питания с самого начала войны, длительные пребывания на сухом пайке, одностороннее обильное фронтовое питание ненормальный режим питания в течение «охотничьего» года под Фалькенбургом, все это, наконец, и сказалось. Врач посоветовал достать путевку и ехать в санаторий Ессентуки. Съездил в Москву, в какую-то курорную контору, разузнал обстановку с путевками. Путевку на ближайшее время, то есть на конец августа, на сентябрь достать невозможно, а вот курсовку купить можно.
Последовал совету, путешествия отложил, поехал после выпуска из училища по курсовке в Ессентуки. И потом еще подряд несколько лет ездил туда. В конце концов разобрался сам в своем недуге, твердо уяснил режим питания для своего организма и в конце концов забыл совсем про свой гастрит. Очень помогла в этом одна опытная медсестра в Ессентуках, посоветовавшая мне брать анализ желудочного сока не через полчаса после приема пробного завтрака, как общепринято, а через более поздний срок. Такой анализ и попросил врача назначить мне. Результат анализа оказался совсем иным, чем ранее. Кислотность спустя два часа после пробного завтрака оказалась почти нормальной. Но это случится спустя года через два.