Тогда же в ожидании приказа о выпуске из училища и присвоения нам офицерских званий расслабляемся при свободном режиме дня, разгуливаем по городу, без увольнительных, никто нам это не запрещает, хотя никто и не разрешает официально. Такая уж сложилась традиция. Тут меня и подловили мои строевые командиры. Зачем-то я потребовался им, и когда меня нашли и командир роты задал вопрос — где я был?, я откровенно ответил, что пребывал в самоволке. Такой ответ не понравился моему ротному, и он влепил мне трое суток ареста с содержанием на гауптвахте. Ведь хорошо знал, что почти все выпускники в те дни свободно разгуливали, кому где вздувается, и все же не постеснялся испортить мне предвыпускное настроение.
Так я, один единственный из всей роты, отсидел три дня на гауптвахте перед торжественным выпуском из серпуховского авиатехнического училища.
Этот инцидент оставил у меня неприятный осадок. Взаимоотношения со взводным и новым ротным, он у нас появился незадолго до выпуска, у меня сложились неприязненные. Взводного лейтенанта я не мог уважать уже потому, что на фронте он не был, всю войну прооколачивался в тылу, ротному не нравился мой независимый характер. Позднее мелькнула мысль: неужели той гауптвахтой мои строевые командиры хотели испортить мне свидетельство об окончании училища с отличием? В нем же после заголовка следовали слова: «При отличной дисциплине...» А тут вдруг возникает отличник, попавший на гауптвахту при выпуске. Что с ним делать?
Не знаю, докладывали ли мои командиры обо мне начальству — никаких неприятных последствий после гауптвахты для меня не было. Никто в оставшиеся дни не вспоминал об этом. В отличие от преподавательского состава и командования училища об этих командирах у меня осталось не очень благоприятное впечатление. Сухие, малообразованные, малокультурные люди. Весь срок обучения они старались поменьше отпускать нас в увольнения, боялись, как бы кто не попался патрулям с какими-нибудь нарушениями дисциплины, боялись, как следствия этого, претензии со стороны вышестоящего командования к ним.
Их принцип — меньше увольнений — меньше нарушений. Совершенно не считались с тем, что большинство из нас многие годы служили вдали от родины, за границей, в дальних гарнизонах, оторванные от обычной жизни. Хотелось общаться, заводить знакомства с девушками, многие задумывались о создании семейных очагов. Препятствующая всему этому позиция наших строевых командиров — «меньше увольнений — меньше нарушении» просто иногда бесила.
После выпуска я никогда со своими училищными строевыми командирами не встречался, хотя после выпуска, в 1950-х годах я многократно бывал в этом училище на зимних лыжных спартакиадах ВВС Московского военного округа. У них желания, встречаться со мной тоже, похоже, не было. Наша лыжная команда Военно-воздушной инженерной академии имени Н.Е. Жуковского, куда я поступил учиться через два года и вскоре стал постоянным участником сборной команды академии по лыжам, неизменно занимала 1-е и 2-е места в лыжной эстафете, в гонке патрулей и приличные места на других дистанциях. Никто из моих бывших командиров ни разу не догадался поздравить, если не всю нашу команду, то, по крайней мере, меня как питомца этого училища. Завидовали, наверное, и переживали за слабую лыжную подготовку своих команд.
На праздничном выпускном ужине наших ближайших строевых командиров не было видно. Не помню, были ли они на том торжественном ужине вообще. По меньшей мере у нашего столика они не появлялись.
Перед этим окончившие училище с отличием приглашались в отдел кадров училища, там нам объявили, что согласно положения о выпуске из училищ Вооруженных Сид, нам как окончившим училище с отличием предоставляется возможность самим выбрать место дальнейшей службы. Заранее нами уже продумывался этот вопрос — называю Государственный научно-исследовательский испытательный институт Военно-воздушных сил — ГК НИИ ВВС.
Наконец, объявляется торжественное построение, приказ Главкома ВВС пришел. На этом построении нам зачитывается приказ Главнокомандующего Военно-воздушными силами страны о присвоении нам военных званий «техник-лейтенант». Окончившим училище с отличием вручается специальное свидетельство и серебряный значок об окончании училища с отличием.
В том свидетельстве масса интересных деталей.
Во-первых, «Школа» везде напечатана с большой буквы. Наверное, форма свидетельств об окончании военных школ была разработана и утверждена Наркомом обороны еще в 1920-е годы и не изменялась с тех пор. А тогда для малограмотной России слово Школа была действительно понятием с большой буквы, почти святым понятием. Помнили тогда — Ленин незадолго до своей смерти завещал молодежи: учиться, учиться и учиться.
Понятиями с большой буквы в те далекие годы были и Военная Авиация, и Механик, и Техник как специалисты высокого класса, очень нужные стране.
Характерно, что тогда различали и слова «эксплуатация» человека и «эксплоатация» материальной части.
Тот выпускной день был по-настоящему торжественным и радостным для каждого из нас. С того дня я становился дипломированным, высококвалифицированным авиационным специалистом широкого профиля. У меня теперь не только интересная военная специальность, но одновременно и гражданская специальность широкого профиля. Эта специальность не только формальная, официальная, дипломированная. Я ощущаю в себе силу полученных знаний, способность и уверенность успешно работать по любому направлению своей широкопрофильной специальности, со всем комплексом авиационных приборов, автопилотов, электротехнического и радиотехнического оборудования самолетов.
Здесь мне хочется отметить очень высокий уровень, как теоретический, так и практический, советского среднетехнического образования. Мне довелось учиться в авиационном техникуме (1-й, 2-й курсы), закончить танковую полковую школу, авиационное среднетехническое военное училище. Теперь с высоты прошедших лет, с позиции высшего образования и большого опыта научно-исследовательской работы могу оценить уровень и среднетехнического и высшего инженерного образования того времени. Особенно добротно было поставлено изучение в техникумах того времени теоретической механики по известному учебнику Николаи, высшей математики по учебнику Тарасова, также весьма популярному. Не говоря уже о специальных предметах. Обстоятельно изучалась физика, хорошо было поставлено черчение. В военных технических школах хорошо было организовано изучение материальной части танков, самолетов артиллерийских систем, боеприпасов. В среднетехнических военных училищах также было великолепно поставлено изучение материальной части боевой техники, а также изучение электротехники, радиотехники и конкретных радиотехнических систем.
Помнится, как сокрушался о том, что он не поступил учиться после 7-го класса школы в авиационный техникум, а продолжал учиться в 8- 10 классах мой хороший старший товарищ, бывший наш пионервожатый в ростовском пионерлагере «Борок» Володя Романов. Мы с ним снова встретились осенью 1941 года в Рыбинске, в студенческом общежитии, которое было общим и для студентов авиатехникума, и для студентов авиаинститута. Я тогда поступил после 7 классов в авиатехникум, а он после 10 — в авиаинститут. Как-то при встрече на подготовке к занятиям за одним столом в общежитии он и высказал такое свое откровенное сожаление, очень удивившее тогда меня.
В тот же сентябрьский день 1948 года, после того, как мы прикрепили к гимнастеркам погоны, состоялся прощальный торжественный ужин. Сидим не за общими курсантскими столами, а за отдельными на 4 персоны столиками, покрытыми белыми скатертями. Возбужденные, радостные, одетые с «иголочки» в офицерское обмундирование. Со мной за одним столом Александр Исаичкин, Владимир Манов, Владимир Смирнов. В течение всех полутора лет мы держались вместе.