Подумал: «Что будет толку от этого лихого «детского сада»?! Могли бы прислать кого и посолидней».
— Как звать?
— Тоня, — ответила с нескрываемым чувством собственного достоинства.
Это развеселило Филюка. Спросил шутливо:
— Ну что, Тоня, дадим прикурить фашистам?
— Конечно! — ответила с вызовом, отлично понимая, что над ней подтрунивают и что это «конечно» придется подтверждать делом, подтверждать постоянно, на самом высоком пределе сил, отпущенных человеку природой.
Вместе с товарищами по отряду Тоня подрывала железнодорожные мосты, вражеские эшелоны, автомашины с боевой техникой, стреляла в гитлеровцев из любого оружия, которое было под рукой, собирала необходимые для Центра разведывательные данные, мерзла, голодала, при случае пила «бимбер», курила махорку. «Сущий дьявол!» — говорили о ней партизаны.
Выгорела и просолилась от пота Тонина гимнастерка. Казалось бы, простое солдатское обмундирование. Но какая это удобная одежда, если надо кубарем скатываться с насыпи, предварительно подложив мину под рельсы, или в кювете у дороги пережидать длинную вереницу немецких автомашин, чтобы в нужный момент ловко бросить гранату, устроить переполох, а иногда и принять короткий бой!
— Ты чего всегда лезешь в самое пекло? — спросил её Филюк, когда она в очередной раз попросила отпустить её на задание. — У нас ещё мужиков хватает!
Тоня вспомнила их первый разговор, снисходительную усмешку капитана и повторила:
— Разрешите идти с группой на подрыв моста?
Филюка начинала сердить её настырность. Но он сдержался, лишь усмехнулся криво. Тоня стояла перед ним с автоматом в руках, тонкую талию перекрещивал ремень, увешанный лимонками, пилотка на её голове была ниже уровня плеч Филюка. Он ответил коротко:
— Иди. — И подумал: «Этому дьяволенку не сносить головы!…»
А «дьяволенку» приходилось порой очень туго.
Однажды группа партизан отбивалась от подразделения гитлеровцев. Силы были неравные, да и по другим соображениям нельзя было принимать бой. Требовалось ускользнуть от преследователей как можно быстрее.
Тоня сидела, вцепившись в края телеги, которую бешено мчали по ночному лесу испуганные стрельбой лошади. На одном из поворотов телега наткнулась на пень, всех сидящих в ней так тряхануло, что партизаны не сразу пришли в себя и обнаружили: Тоня пропала!
Спустя некоторое время товарищи разыскали её, бросились накладывать шину на сломанную руку…
— Ни черта, — сказала Тоня, сжимая зубы, — бывает и хуже.
А худшее действительно уже бывало. И ещё предстояло не однажды пережить.
Случались, конечно, в партизанской жизни и короткие мирные передышки. Одна из них выпала на июль сорок четвертого. В тот день они сидели на лесной поляне, грелись на солнышке, вспоминали пройденное, подшучивали друг над другом — по-доброму, не обидно. А потом решили сфотографироваться на память. Может, кому повезёт остаться в живых, сохранит этот снимок…
Не знали, какой ценой будет оплачена реликвия!
На фотографии Тоня стоит в самом центре группы. Ясное солнце озаряет её чистое, открытое лицо, лихо распахнут ворот гимнастерки, руки крепко сжимают автомат, из-под пилотки выбиваются светлые кудри…
Так же ясно и солнечно начинался памятный октябрьский день того же сорок четвертого года.
Незадолго перед тем Филюк получил приказ углубиться в тыл противника, перейти в район Карпат.
Советская Армия готовилась к прорыву у Сандомира. Гитлеровцы возвели здесь сложные укрепления, сосредоточивали войска. В лесах стояли вражеские танки, располагались пехота и обозы, по дорогам беспрерывно грохотали самоходки, трещали мотоциклы, проезжали переполненные солдатней грузовики, сновали легковые автомашины с офицерами…
Фиюк понимал: выполнить приказ будет очень трудно. На минувшей неделе его отряд вступил в бой с карательным батальоном, присланным специально для борьбы с партизанами, и разгромил его. В яростной схватке были убиты и командир батальона, и комиссар криминальной полиции. Фашисты после этого просто озверели! Чуть ли не на каждой тропинке в лесу расставили засады.
Совершать переход всем отрядом в этих условиях было нецелесообразно. Решили разделиться на группы и пробиваться в указанный район.
Тоня вошла в группу, которую возглавил сам Филюк. Оказалось их тринадцать человек.
— Несчастливое число! — вздохнул кто-то из партизан.
— А ты знаешь число «счастливое» на войне? — с горькой усмешкой спросила его Тоня.