Выбрать главу

Недаром снова снится мне Рязань

и домик на краю России.

Твои глаза из этой сини глядят в забрезжившую рань.

И сердце говорит опять со всей Россией!

И сердца моего не рань, то имя отвергая,

прости меня, малютка дорогая!

СВИРЕЛЬ:

Серёженька, ты где, мой ласковый ребёнок?

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Я здесь, родная, жду. Давно уж из пелёнок.

И я к тебе иду, лечу, несусь, моя родная и Святая Русь! СВИРЕЛЬ:

Но что-то стих увял и требует разминки.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Ну что же, соберём две звёздных половинки,

коль взорвалась звезда Поэзии Земной,

И вновь соединим. И, возвратившись вновь,

помчимся в ту страну, что так волнует кровь.

Её мы раньше Русью называли.

Да, мы о ней частенько забывали

и думали, что лозунговый свет

прольёт совет на то, что мы завоевали.

Но вот ни света, ни совета нет!

Где Русь моя родная, отзовись!

СВИРЕЛЬ:

Есенин, видишь ту страну из дальней дали

космических огней, чьи светлые просторы

ведут со мной сегодня разговоры?

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Я вижу Русь свою, увы, не в тех берёзках,

которые сходили с полотна

великого родного Левитана.

И мне, скажу, так странно

Россию видеть в копоти дымов,

в распаде атомном и в том же бездорожье,

55

что было раньше. И тревожно стонет грудь.

И тяжело вздохнуть…

СВИРЕЛЬ:

Не плачь, мой гений милый.

Мы нежность соберём и преумножим силы.

И, боль твою разъяв,

мы раздадим её землянам всем по крохе.

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Тогда мои дела не так уж плохи.

И я надеюсь зло преодолеть.

СВИРЕЛЬ:

О, милый мой, Душой болеть

нам предназначено. Ведь в том закон Природы!

О, если бы великие народы

своё величие могли не потерять

в бездонной суете и сутолоке буден

И, восприняв великое ученье,

исполнили своё предназначенье!

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Я так же говорю об этом, клянусь,

не будь бы я Поэтом, то стал бы…

СВИРЕЛЬ:

Кем, родной?

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Старшим идеологом Планеты.

СВИРЕЛЬ:

А в чём была бы роль твоя, мой милый?

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Я собрал бы Светосилы

разумных и великих идей

Души Вселенской и Разума Великого

с планеты *Эпсилон (Планета Душ)

И те идеи в дело воплотил бы.

Учил детей быть попросту детьми,

которые, венчая собой процесс любви,

в себе несли надежду, веру

и искренность. И этим чудным светом

планеты наполняли естество.

И не было бы горя и печали.

СВИРЕЛЬ:

Я чувствую родство тех мыслей и идей,

что бродят и во мне. И вся Душа в огне.

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

А я тебе даю такой совет –

поглядывать на этот белый свет

и слушать звёздные миры,

которые зовут, рассказывают, шепчут,

волнуют и пьянят вина покрепче!

СВИРЕЛЬ:

Скажи, родной, ну почему так часты стали в жизни

Случайности, волшебные как новь,

какая прорвалась из глубины Миров!

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Платон предсказывал давно, ещё до нашей Эры:

идёт процесс сжимания Вселенной.

И звёзды, приближаясь друг к другу,

56

создают возможность

вхождения в космическую связь.

А ну, взгляни-ка, что там впереди?

СВИРЕЛЬ:

О, Боже! погоди! Да там, в зеркальном чуде,

мне видятся Миры космических высот.

Земля моя, как яблочко на блюде,

катается. И в свете тех красот

Великий Разум шествует навстречу.

Кто там идёт? Ужели Лев Толстой?

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Постой, его я встречу.

Ну, здравствуйте, Лев Николаевич,

великий русский гений!

Что нового успели совершить

Там, где сегодня вздумали вы жить?

Поделитесь, мне мнится, вне сомнений,

со мной и с нашею Россией?!

ЛЕВ ТОЛСТОЙ:

А, ты, Серёжа! Взор твой синий

признал ещё издалека.

Поверишь – ноша нелегка для нас и ныне.

Мы здесь, мой друг, совсем не отдыхаем, вычисляя,

когда ж такие наступят времена,

что Родина родная вздохнёт свободно!

Где там нам до рая! Одна забота гложет –

из ближних стран хоть кто-нибудь поможет.

А то совсем – ложись и помирай…

Да тут совсем, Серёженька, не рай!

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

О, Лев Толстой, наш патриарх великий.

Скажи, зачем твоя простая речь

так тягостно-тревожна?

Неужто нынче и помыслить невозможно,

чтоб с лёгким сердцем встать и лечь?

ЛЕВ ТОЛСТОЙ:

Великий Разум нынче занят

задачей необыкновенной –

сплотить людей, вселив в их сердце боль

за судьбы ближних – бедных и убогих

и наказать людей надменных.

И мы, Серёжа, заняты с тобой

всем, что так долго Душу ранит –

единой нашенской судьбой.