Чистый, светлый и крылатый,
Пусть в усах и с бородой,
И пришур лукаво-детский
Дорогих забытых глаз,
Но и впрямь – родной, советский,
В самый корень, в самый раз!
Не забытая икона,
Не Архангел Гавриил,
По Закону, вне Закона,
Ленин, что ты натворил?
Слышишь, ведаешь ли, милый,
Как житуха довела
Ну почти что до могилы
*Буриданова осла,
Что приманкою цитатной,
Брёл, ломая кости ног,
Страшной силой аппаратной
Загнан был и занемог?!
СВИРЕЛЬ:
Да, Ленина постигнем лишь с годами.
И, думаю, что многое простим.
Но ты скажи, как мы с тобою сами
Свою судьбу земную разрешим?
137
Серёженька, ты говоришь мне о лете,
Которое было, ушло, унеслось.
А что золотыми лучами согрето,
То серебром нынче внезапно взялось.
Но, чу, в глубине отощавшего сердца
Звенит родничок из душевных глубин.
Он бедной Душе помогает согреться,
Роняя свой пыл на макушки рябин.
Я с этим огнём согласую движенье
Не стынущих губ и непознанных рук.
О, славься, великое преображенье
И празднуй пришествие сладостных мук!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Я скажу тебе, что так тревожно
Зазвенели бубенцы любви.
Задевай их. Только осторожно.
Ну, а если упадут, лови,
Колокольцы золочёной влаги,
Утренние первенцы любви!
СВИРЕЛЬ:
Как нежно, как бережно сердце несёт
Предвестье каких-то открытий.
Душа твоя – это, считай искромёт.
Она призывает в бездонный полёт.
И трепетность ту не забыть мне!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Я скажу тебе, и ты ответь мне,
Что волос твоих бурливых медь
Невозможно нынче не заметить.
Не возможно в песне не воспеть.
И не потому, что так красива,
И не потому, что ты одна,
Но в походке стройно-горделивой
Радостная вотчина видна.
Глаз раскосых сумная година,
Губ не стылых ласковая новь.
Я дождусь, когда родишь мне сына
Ты, моя косматая любовь!
СВИРЕЛЬ:
Не знаю, сын то будет или дочь.
Названий нынче много у поэмы:
«Космический полёт», «Забвенье», «Ночь»,
А, может, – «Колдовство» иль просто – «Юность темы»?
Не всё ль равно, как этот труд назвать:
Девичьим именем иль именем мальчишки?
Но главное, не надо забывать,
Каков порог судьбы у этой книжки:
Промчится ли в космическую высь,
Как эНэЛО, сверкнув над милым краем,
138
Иль упадёт как камень вниз
И, падая, замолкнет, замирая?!
Как думаешь ты, друг, скажи?!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Когда вдвоём из старого колодца
Мы выплеснем серебряную новь,
Уверен, что и молодость проснётся,
И заиграет старческая кровь,
Присев на тёплую завалинку событий.
Не спите, милые, я им скажу, не спите,
Над вами царствует любовь!
СВИРЕЛЬ:
Серёженька, ты помнишь, я сказала,
Что та страна жива, где жив Поэт?
Но если нет причала иль вокзала,
То вдохновенья тоже нет!
Мы сердце приютим у тихой рани,
Что обещает солнечную высь
И здесь, вдали, в тиши воспоминаний,
Родим стихи, как сами родились
В глубинке ласковой и розовые зори
Впитали в радостную необвислость щёк.
Здесь Пушкина с тобою мы читали.
Он в нас вошёл и нас с тобой сберёг!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
И вечный жар восторженной Души,
Неуспокоенной Души Поэта
Живёт во мне, в тебе, мой друг, пиши,
Твори, лети и празднуй лето,
Где все поляны хороши!
22 августа 1989 года.
ВОСХОЖДЕНИЕ
поэма 24 августа 1989 года
СВИРЕЛЬ:
Всё смешалось – быль и сказка: На простор житья
Мчится с утренней коляской светлая, своя
Тройка. Мчится с бубенцами на простор Души,
С пристяжными жеребцами. Встань и не дыши.
Чей же зов в глуши осенней вызволил тот бег?
Это ты, Сергей Есенин, милый Человек!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Не скажу – уйди, на моём пути отдохни.
Но скажу – взойди, на моей груди ты усни.
Свет мой ласковый, нерастасканный, мне в окно
Брось сирень. Новый день взошёл,
Новый век пришёл. Хорошо!
СВИРЕЛЬ:
Рада бы коснуться я груди
В голубой, такой родной рубашке.
Ты сегодня снишься мне вчерашним,
Но кому теперь принадлежишь?
Мне о том не пишет Айседора.
139
Или только ласковая тишь
Твоего вселенского простора
Соблазняет страсть осенних губ,
Упиваясь розовою ранью,
И поёт: Ты мне, Есенин, люб!? –
Потому что ты вселенский странник,
Или мне теперь принадлежишь?
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Проходим разминку стихом с тобой.
Моей половинкой – с тобою любовь.
Прости, если что-то не так я сказал,
Мужицкая прёт из меня Рязань.
Скажи мне «Не тронь»!» – Я не трону тебя,