Мне говорит, что не умру.
15. 10. 95.
РЫЦАРЬ
Рыцарем без страха и упрёка
Я хотел на этом Свете быть.
Но ветра шальные раньше срока
Заставляли обо всём забыть.
174
Быть отцом хорошим я старался,
Но детей по свету растерял.
Сам не раз слезами умывался.
Сам не раз отчаянно рыдал.
Сыном быть почтительным и кротким
Не дала мне зоревая новь.
Путь мой был и светлым, и коротким.
Невзначай остыла в жилах кровь.
Быть любимым я хотел без срока
И любить как сотни женихов.
Рыцарем без страха и упрёка
Быть мешала тысяча грехов.
15. 10. 95.
НА ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ЛЕРМОНТОВА
В лохмотьях туч как нищенка Луна
Глядит с порога паперти небесной.
Прислушайся, какая тишина
В купель Души восходит неизвестной.
Роняет снег таинственная мгла.
Летят снежинки, словно лотос века.
Ты помнишь, ночь такая же была.
И роза этой ночью расцвела
В Душе у Родины и в сердце Человека.
15. 10. 95.
УТЕШЕНИЕ
Ты видишь, убывает боль тоски.
Нить Ариадны как святая пряжа
Окутывает сердце и виски
И стих сама собой нежданный вяжет.
Уходит боль, вплетается в узор
Судьбы несчастной, но счастливой всё же.
Так русский лёгкий головной убор
Снимает боль и снять печаль поможет.
Покров Великой Матери Творца
Извечно боль людей на нити нижет.
Не закрывай печального лица
И будь к Иконе Родины поближе.
5. 10. 95. Вечер.
КЛЮЧИ
Нет, святости во мне и не бывало,
Но было любопытство ко всему:
К иконе, к полю, к песне у привала,
К любви, к учёбе, к Богу Самому.
Но Библия мне как учебник жизни.
И в ней нашёл я главные ключи
К стихам, к любимой, к матушке-Отчизне,
К местам, где бьются на смерть косачи;
175
Там, где поют потайственные струны
Души небесной, где её приход
Пришёл я с Библией, доверчивый и юный,
И понял, где надежду пьёт народ.
Нет, не в святошестве нашёл свою я участь,
Я творчеству молился целый век,
Библейский отрок, и смеясь и мучась,
Был просто русский добрый Человек.
15. 10. 95.
ВЕНОК ЕСЕНИНА
Тоска по вотчине присутствует везде.
Я не избавлен от тоски по Родине:
В полёте, в думах, в песне и труде
Тоска свои диктует мне мелодии.
Рябиной виснет алая строка
Над полем жизни в перезрелой зелени.
Рукой сиреневою тянется тоска
К печальной песне головы простреленной.
Но я преодолею ту тоску
Своим вторжением в разымчатую просинь
России-Матушки. Я день тот нареку
Венком Есенина, который цветом в осень.
15. 10. 95.
ДЕРЕВЕНСКИЙ
Лёгкое лето, пушок одуванчика
Тихо садится ко мне на пиджак.
Юноша стройный из скромного мальчика
Преобразившись, как новый пятак,
Весь я сияю – от ног до макушки,
Даже неловко пред сёстрами вдруг.
Где там побаски, усмешки, частушки!
Что там весёлый разымчатый круг?
Важность в лице, сигареты и тросточка,
В шаге степенность, упругость в стопе.
Где там простецкая русская косточка?
Что там знакомая тварь на тропе!
Долго ли тот маскарад продолжается?
Брошены брюки, откинут пиджак.
Важность и стыд меж собою сражаются.
Шепчет мне совесть: «Опомнись, дурак!»
Крепко схватившись с сестрёнками за руки,
К речке спускаясь, бросаемся вплавь.
Снова я нежный и снова я маленький,
Снова деревня – и сон мой и явь!
15. 10. 95. Вечер.
176
ВСЁ ИЗВЕСТНО
Да, иступлённость эта мне известна:
До крайнего упора лить строку,
Воспоминанья, думы и тоску
И сиротливость собственного дома.
Да, мне знакома ласковая стать
Той женщины, что мне открыла двери
В иную жизнь, которой не сыскать,
Но лишь суметь хоть раз в ту жизнь поверить.
Да, исступлённость эта не с добра,
А лишь отчаяньем рождённая однажды.
Строка любви полна извечной жажды.
Её с тобой нам разделить пора.
15. 10. 85.
ПРИДЁТ ВРЕМЯ
Мне учиться жить пришлось сначала
Под Луной в лазоревом краю.
Снова Мама ты меня качала
И хранила молодость мою.
Будет время – взглянут на страницы
Той тетрадки, что лежит в глуши.
И стихи, как ласковые птицы,
Выпорхнут из раненой Души.
Как синички, голуби и гуси
Будут щебетать и гоготать.
Снова, сын своей забытой Руси,
Я смогу ей должное воздать.
ЕСЕНИН СЕРГЕЙ.
ДЕЛОВОЙ
Посмотри, как молод я и нежен,
Любопытен и распахнут взор.
Облик в целом несколько небрежен:
С Миром затеваю разговор.