Выбрать главу

Да скоро-скоро меж Мирами наладим связь. И будет мост…

. СТРАНА КОРОВ

Страну свою я называл шутя

Страной коров. Ведь Русь – сама корова.

Бросался, голову с похмелья очертя,

В Америку, в Париж и хмурил брови.

Страну коров свою не позабыв,

Я отдал бы за Русь и вздох и песню.

Стране коров свой посох посвятив,

Я понял – в Мире нет страны чудесней.

С. Есенин, октябрь, 1995.

ФИНТ

Хотел проехать на корове всем назло

По самой главной улице Парижа.

Но мне, увы, тогда не повезло:

Какой-то негр на той корове рыжей

Проехал, де ля Рю сразив во прах.

О, как ты обогнать меня решился,

Мой чёрный брат? Но мне в Иных Мирах

Твой опыт, несомненно, пригодился!

С. Есенин, октябрь, 1995.

ЖИВОТИНЫ

Животины мои, животины:

Морда лошади, морда овцы…

Снитесь мне сквозь годов паутины.

И благие коровьи сосцы

Созывают меня на крестины.

То крестины Руси золотой,

Породившей ершистого сына.

Позови же меня на крестины,

Околдован твоей красотой!

С. Есенин, октябрь. 1995.

Книжка эта рассчитана на читателей, которые, уже в основном, знакомы с творчеством и

жизнью Серёжи Есенина.

Вы, друзья, наверняка, прочли не только его стихи, но и кое-что из прозы. И только

напомню, что Поэт в 1909 году с отличием окончил земское четырёхклассное училище в родном

селе.

Затем полтора года – в церковно-учительской школе. По замыслу отца, он должен был

поступить в Московский учительский институт. Но, к счастью, – как сказал сам Сергей, – этого не

случилось.

Есенин искал пути в большую литературу и в 18 лет уехал из своего села Константиново

Рязанской губернии в Москву.

Здесь он устроился в типографию Сытина.

Москва дала Поэту возможность продолжить образование в народном Университете имени

Шанявского.

19

С тех пор он фактически стал странником по городам и весям Родины и чужбины.

Все стихи, размещённые на этих страницах, возникшие в 80-е, 90-е годы 20-го века и в 21

веке, приняты Свирелью-Татьяной и записаны в её космические дневники.

РАДИ ЗВЕЗДЫ

Я надолго ушёл от поля

В многоликие города.

Знал, что будет плакать от боли

Мелкозвёздная лебеда.

И блескучие травы заноют

Над бессонием отчих могил

Про далёкое, про земное,

Всё, о чём я думал, чем жил.

Сыч нахохлится, мелкая птаха

Пропищит над крыльцом: тень - тень,

Где его голубая рубаха,

Что он вешал вчера на плетень?

Донимать будут всех у корыта

Те же куры и тот же петух.

И корова вздохнёт сердито,

Издавая молочный дух.

И тоскливая, жёлтым глазом

На подушку заглянет Луна,

Побеседует с медным тазом,

Что, мол, всё одна да одна,

И слезинку смахнёт украдкой,

И кудряшкой тряхнёт облаков,

И вздохнёт: наверно, не сладко

Там ему среди чужаков!

Знаю, знаю, конечно, не сладко

Молодому Есенину жить,

Потому что стихов лихорадка

Заставляет о доме забыть.

Я надолго оставил поле

Ради вовсе иной звезды.

Но недаром плачу от боли,

Вспоминая пучок лебеды.

С.Есенин, октябрь. 1995.

И тоска по деревне, по родному дому выльется в щемяще-трогательное повествование об

избе с соломенной крышей:

АХ, ИЗБА!

Ты под шапкой овсяной соломы

Смотришь пристально в светлую даль.

Ах, как долго я не был дома!

Песню жаль и тебя мне жаль.

Ох, как странно тебя мне видеть,

20

Золотистая голова!

Ах, изба моя, ты в обиде.

Но и я не погиб едва

Вдалеке от подслеповатых

В голубых прожилках окон.

Нет роднее любимой хаты,

Нет милее резных икон.

Ох, изба моя, милая мати,

Ты слаба и хлипка, как хворь,

Далека от моих объятий,

Помнишь, тужишь?

Со мной не спорь!

С. Есенин, октябрь. 1995.

В Москве Есенин в типографии Сытина стал работать корректором. Он познакомился с

московской богемой, со здешним обществом. Среди них были начинающие поэты, художники,

журналисты, – публика пёстрая, разнообразная, жаждущая развлечений и славы. Это окружение

его не удовлетворяло.

ВСЕГДА ВЕРЕН СЕБЕ

Я вхож был к барам, к снобам и купцам.

К дворянам я захаживал свободно.

Не подавая руки подлецам,

Я вёл себя достойно, благородно.

Не унижался, не просил взаймы,

У богачей не ожидал подачки.

Владелец посоха, таланта и сумы,

Я сам решал нелёгкие задачки.

Над ними сам смеялся вдоволь я.

Меня жгла ненависть к излишествам и к чванству.

Прилюдно Муза светлая моя

Служила Богу, Свету и Пространству.