…У раввина «Бешеного Янки», видно, обострилась нужда в компьютерщиках. Услышав о семейных неурядицах Юрия Аксельрода, вызвал его, сообщил о новых возможностях и, заодно, дал совет покончить с домашним неустройством, перебраться в поселение. Под Рамаллой пустуют два готовых дома. Выбирай! Да побыстрее, а то займут.
Юрины чуть раскосые «сармато-иудейские глаза», как окрестила их Марийка, радости не выразили, и рав спросил с некоторым удивлением: — Мистер Аксельрод, это правда, вы почему-то стали принципиальным противником поселений?
— Рав Бенджамин, и до сионизма здесь жил народ…
— Вы имеете ввиду арабов? Но гораздо ранее здесь жили евреи.
— Рав, я родился в Москве. У нас была там своя квартира. Мы умчались сюда, не сумев её продать. Если б мы вернулись в Россию, что ж нам отстреливать вселившихся в наше бывшее жилье?.. Как можно с людьми так?..
Раввин усмехнулся.
— Личные аналогии, увы, не всегда уместны…
— Естественно. Ваши американцы тоже… индейцев загоняли в резервации. Но сейчас другой век, он видел Освенцим… «Избранность» не означает безнаказанности. Сионизм опоздал на полтора столетия. Мои дети должны стать заложниками безумной политики?!.
Рав Бенджамин, разве этого не понимали и раньше? Философ Ханна Арендт, бежавшая от Гитлера, писала когда еще… кажется, в 1944, что Израиль, если его удастся создать, будет непрекращающимся кровавым кошмаром… Вняли умному человеку? Вняли Бен Гуриону, который обращался с Торой, как с туалетной бумагой.
Раввин взглянул на Юру пристально, не без тревоги.
— Вашим детям безусловно нужен дом. Если вы не хотите жить в поселении… может быть, вам лучше всего снять большую квартиру под Иерусалимом? Или уехать? В Штаты, Канаду, куда угодно… Еврейский закон позволяет покинуть землю Израиля, если прожить с семьей здесь невозможно… — Продолжил без обычной улыбки приязни, суховато: — Я не хочу принимать за вас решение, мистер Аксельрод. Свою собственную жизнь вы должны выбрать сами. К сожалению, ваша будущая ставка в ешиве не может быть серьезно увеличена. В Москву, как «шалеяха» — лектора, воспитателя, вас тоже не пошлешь: надолго отрываться от большой и неустроенной семьи трудновато. Какова ваша ставка в туристском агентстве?.. И до сих пор не увеличили?.. Кстати, почему вы по-прежнему Юрий? Юрий чисто русское имя. В бытность мою в московии, у великого Бенциона Грандэ, не раз слышал от него, мудреца из мудрецов: самое древнее и, в то же время, самое современное русское разочарование «Вот тебе, бабУшка, и Юрьев день». Вы — Георгий, то есть Джордж. У вас имя английских королей. Для вашего агентства это прозвучит лучше… Ну, так каково ваше решение? Вы — израильский гид или пойдете работать ко мне?.. Подумаете? Но недолго, хорошо? До конца месяца…
Глава 4
«Последнее прости…»
На службу ехать почему-то не хотелось. Почти год работал в туристском агентстве с энтузиазмом, а вот уже с месяц тащит себя за воротник. И вовсе не потому, что появилось заманчивое предложение. И до него поглядывал на свое рабочее расписание с досадой. В чем дело, черт побери?
На следующей неделе группа попалась большая и смешанная. Интеллигентные по виду евреи-французы — врачи, инженеры, известный адвокат, добродушный и подслеповатый, в роговых очках с толстыми линзами. Единственный француз в кипе. Правда, белой. Не ортодокс… Французские евреи, как водится, оказались куда большими патриотами Израиля, чем сами израильтяне. А уж воинственными!..
В Бет-Лехеме в группе началась почти истерика.
— Осло или тысяча раз Осло Рабина-Переса. Отсюда евреи уйти не могут! Здесь могила Рахили… — тоном категорического утверждения сказал адвокат в кипе. — Месье Джордж, на вас черная кипа ортодокса, неужели вы можете подходить к этому иначе?
— Месье, — вполголоса и вполне дружелюбно ответил гид Джордж, — вы считаете возможным за святые могилы уложить в могилу всех еще живых?.. «Чужая кровь водица» — так хотелось завершить фразу этим русским присловьем, но промолчал.
Среди не евреев выделялись несколько туристов-католиков с крестиками на шее, широкий, плечистый, точно профессиональный борец в прошлом, аббат лет сорока пяти. Вначале он катил в автобусе на заднем сиденье, молчком, впервые вышел в своем облачении, с красной лентой католического священника поперек животика, когда направлялись к Стене Плача. Задержался там, все заждались. Потом и к ужину стал появляться со своей лентой.