— Похоже, у них там тоже лошадь на чердаке, — заметил профессор безучастным тоном.
Он был в плаще, шел, заложив руки за спину, с сигаретой в зубах. На углу открыл дверцу забавного автомобильчика, похожего на жука-скарабея, с малюсеньким ветровым стеклом и продавленными сиденьями. Работал только один дворник, печально поскрипывая. На улице Терн я вспомнил, что не сказал ему свой адрес.
— Я живу около Дома Радио.
— Паршивый район, — отозвался он.
И спокойно ехал себе в сторону Нейи. Я не настаивал, доберусь на метро. Он остановил машину под деревьями на бульваре Аржансон и загасил сигарету в пепельнице.
— Зайдете? Я бы хотел кое-что вам показать.
Он открыл решетчатую калитку, на которой висела табличка:
Проходя по саду гравиевой дорожкой, профессор рассказал мне, что его отец подал в 1946 году заявление о перемене фамилии по причине наличия неудобного тезки. Его заявление затерялось в недрах Государственного Совета, и разрешение пришло только в 1969 году. Отца не было в живых уже двадцать лет. Но в память об отце сын все же сменил фамилию.
Он привел меня в маленький темный особнячок, где пахло погребом и прокисшим молоком. В комнатах та же сырость и беспорядок — продавленные кресла, выдвинутые ящики, картины прямо на полу. Он пригласил меня в свой кабинет, задернул шторы, повесил экран и посадил смотреть диапозитивы. Первый представлял матку в разрезе со стрелочками и надписями. Профессор тут же приступил к краткому курсу гинекологии, из которого явствовало, что Беатрисе противопоказаны спирали, колпачки и противозачаточные таблетки.
— Я счел нужным предупредить вас заранее, потому что у нас были неприятности с предыдущим партнером. Не создавайте мне проблем, молодой человек. Если вы собираетесь переспать с ней и исчезнуть, то ищите себе подружек в другом месте, желающие всегда найдутся. Но если вы дорожите ей, женитесь и сделайте ей ребенка, для нее это лучше всего. Надеюсь, вы извините меня за откровенность. А теперь простите, час поздний. У меня дела.
Он выключил проектор. Но видя, что я по-прежнему сижу не двигаясь, вздохнул и сел за свой стол. Снял черные очки, потер глаза двумя пальцами.
— По правде говоря, дел-то у меня немного. Но это отнимает у меня много времени, я весьма методичен. Вы мне симпатичны, мсье Лашом. Ваши предшественники были тупицами. Вы умеете молчать, и, если вы глупы, это достоинство, а если умны, добродетель. Беатриса — удивительная девушка, не знаю, заметили ли вы это… Да, я хочу пристроить ее, но не сбыть с рук. Буду играть с вами в открытую, это меня даже развлечет. В двенадцать лет я влюбился в Жанну Шулер. Она жила своей жизнью, вышла замуж, овдовела, я всегда был рядом. Сейчас мне семьдесят, и я все жду своего часа. Так и прошла моя жизнь. Я, мсье Лашом, не из тех, кто останавливается на полпути, даже если это путь в никуда. Когда семья Шулер переехала в Париж, я вернулся вместе с ними. Я задурил голову отцу Беатрисы Амазонией и подсунул ему в жены психопатку. Жанна потеряла мужа, потом сына. Я ждал, когда Беатриса повзрослеет, а старуха впадет в детство, чтобы прибрать их к рукам.
Он достал из ящика фляжку и смочил губы.
— Теперь я выдам замуж Беатрису, забальзамирую Астрид, и у Жанны никого не останется.
При боковом освещении тень от его профиля растянулась во всю стену.
— Больше всего мне нравится в ней то, что ей совершенно искалечили жизнь. Вышла замуж в семнадцать, овдовела в девятнадцать, и вечно у матери под башмаком. Она слишком рано стала женщиной, потом опять превратилась в девушку, потом постарела и никогда не жила нормально. Я не знаю, видели ли вы ее фотографии, она была… И все коту под хвост. Когда ты некрасив, у тебя еще есть оправдания, можно сидеть сложа руки, постепенно разрушаясь.
Он замолчал на несколько мгновений, упершись руками в подлокотники. В соседней комнате что-то хрустнуло.
— Я родился некрасивым, больным и богатым. Приданое, прямо скажем, незавидное. И занялся медициной, чтобы лечить себя самого. Еще я игрок. Пытаюсь обмануть время, расставляю людям ловушки, но в конечном счете сам же и попадаюсь. Я просто дьявол. Простите, я, кажется, ударился в лирику. А между тем никогда не пьянею. Даже тут мне не повезло.