Вертолет взлетел, трясясь и грохоча. Когда я открыл глаза, мы летели над автострадой, запруженной мощными американскими автомобилями, которые тащились как черепахи, бампер к бамперу. Словоохотливый бородач рассказывал теперь о проблемах дорожного движения в Каракасе.
— Правительство распорядилось: по четным дням четные номера не ездят.
— Очень интересно, — буркнул я.
— Что он сказал? — переспросил бородач.
— Удивился, — объяснила Беатриса.
— Самое смешное, что это ничего не дает, те, кто ездит на машинах, купили себе по второй, и дело в шляпе. Ха-ха-ха! Мне-то кажется, во всем виноваты строители: строят, где хотят и как хотят. Без всяких разрешений и согласований.
Разговор перешел на политику. Рассуждения марсельца с его акцентом о жизни венесуэльцев звучали нелепо. Под нами простиралась огромная стройка; высотки в окружении развалин, жилые кварталы с шале и ренессансными дворцами и вокруг жалкие лачуги на холмах. На черта я ввязался в эту авантюру? Я, может, и был бы счастлив уехать с Беатрисой по следам ее погибшего отца, но с появлением бородача-марсельца вся эта история приняла другой оборот. А может, так и лучше, бородач — просто предлог, лучше признаться самому себе, что с самого начала я испытывал одно лишь разочарование.
Вжавшись в сиденье позади этих двух экспертов, которые рассуждали о бедах Венесуэлы, я чувствовал себя лишним. Делить с кем-то Беатрису было для меня невыносимо, смотреть, как она очаровывает кого-то другого, я просто не мог. Я завидовал ее власти над людьми, злился на то, что она неотразима и способна творить чудеса. Я тут же почувствовал спазмы в желудке, тошнота подступила к горлу. Меня вырвало в целлофановый пакет, который будто специально для меня оказался рядом. Они заговорили громче, тактично не оборачиваясь. Я бы охотно их поколотил. При каждом новом позыве моя голова ныряла в саванну, к стадам коров, к затопленным берегам.
Пуэрто-Аякучо — захолустный городок с гигантским крестом на вершине холма. Я как раз склонился над третьим пакетом, когда вертолет сел в нарисованный между двух ангаров круг, где истекала потом затянутая в ремни охрана. Нас сразу облепила влажная жара, тяжелые облака нависали, казалось, прямо над головой. Со всех сторон подступал лес, корни деревьев проросли сквозь тротуары и стены домов. Бородач остался со своей командой, и Беатриса повела меня по городу. На улицах бурлила интернациональная толпа, все мужчины выглядели как путешественники и оборачивались на нас. Я нес чемоданы. Многие откровенно веселились, глядя на нас — ну, прямо, туристы на экскурсии, а я, всматриваясь в их загорелые лица и внушительную экипировку, постепенно осознавал, насколько Беатриса легкомысленна. Однако как раз она чувствовала себя здесь как дома, более того, приветствовала прохожих знаками, словно говоря: добро пожаловать. Она шла по обыкновению быстро, держа очки в руке, обмахиваясь шляпой, и попутно рассказывала мне, что своим появлением этот город обязан легенде об Эльдорадо.
Улочки, по которым мы шли, пахли тухлятиной и уксусом. Неожиданно Беатриса толкнула дверь, ведущую в подвал, мы оказались в ресторанном зале гостиницы, в чаду и дыму жарящегося мяса.
Мужчины громко разговаривали, изучали карты, разложенные прямо на столах, среди бутылок. Окна выходили на патио, где можно было задохнуться от зелени. Все притихли. И смотрели на нас. Толстая чернокожая женщина подошла к нам с опаской. Беатриса обратилась к ней на несусветном языке, женщина вроде успокоилась и указала нам на столик. Мужчины возобновили беседу. У стен были сложены обломки стульев и осколки бутылок.
— Люди здесь несколько нервные, — сказала Беатриса, усаживаясь на стул. — Сам понимаешь, многие до сих пор верят в «несметные сокровища Зеленого Ада»[24]. Из трех путешественников двое приехали сюда за золотом, так, по крайней мере, утверждают власти. И пользуются любым предлогом, чтобы помешать им добраться до Ориноко. А точнее, пытаются содрать с них побольше. Зачастую экспедиции здесь и застревают и вынуждены ехать обратно, даже если получили разрешения.