Гурова купила замороженную лазанью и апельсиновый сок. И еще сливки для кофе с изображением счастливого семейства и коровы на заднем плане. Отец, мать, двое детей разного пола и корова. В любую семейную идиллию непременно должна втиснуться какая-нибудь корова.
— Хорошая фразочка, — хихикнула Гурова. — Надо записать.
Неделю назад она написала рассказ. Очень хороший рассказ после долгого перерыва. Показала его парочке друзей, они подтвердили, что рассказ вполне.
Тогда она послала его в журнал «***», тот самый, который когда-то первый опубликовал подборку ее текстов, и публикация имела большой успех. Ответ пришел подозрительно быстро. Рассказ отклонили с какими-то идиотскими объяснениями. Типа: «Что-то такое мы уже печатали». А потом оказалось, что у них в редколлегии сидит та самая толстая Шухевич, которая ухитрилась проделать путь от простой наборщицы до редактора. Видимо, она умела не только петь.
В детстве Гурова тоже мечтала стать певицей. У нее был красивый голос, но она иногда не попадала в ноты. Можно было позаниматься вокалом, и все ноты стали бы на место. Но зачем такие сложности, если было множество других вещей, которые давались совсем легко. Какое хорошее слово — «легко».
Она вернулась и взяла с полки бутылку шампанского. Все равно скоро придет доктор и вычистит из ее крови всю эту дрянь.
Собачка
Полина рисует жирафа. Дорисовав последнюю оранжевую ногу, зовет:
— Ма!
Но мама не слышит. Полина сползает со стула и с листком в руке идет искать маму. В ванной шумит вода. Полина приоткрывает дверь и видит, как мама бреет свои длинные, почти как у жирафа, ноги.
— Ты куда? — говорит Полина.
— К тете Наташе, — говорит мама.
Полине непонятно. Как-то летом тетя Наташа гостила у них на даче. И Полина видела ее ноги. Они были покрыты густым рыжим пухом. Но каждый раз как мама собирается к тете Наташе, она запирается в ванной и долго бреет и ноги, и подмышки, и везде.
— Вот, — говорит Полина и показывает маме жирафа на бумаге.
— Очень красиво, — говорит мама. — Доченька, закрой пожалуйста дверь, холодом тянет.
— А ты скоро выйдешь?
— Скоро!
Полина закрывает дверь и идет рисовать. Рядом с большим жирафом она рисует маленького серого волка. Из ванной выходит мама. Полина слышит, как она пошла на кухню и тоже бежит на кухню. Мама сидит за столом в полотенце на голове и набирает что-то в телефоне.
— Смотри! Я нарисовала волка! — Полина показывает маме рисунок.
— Очень хорошо, — говорит мама и смотрит мимо рисунка.
Полина ждет, что мама спросит, почему он такой маленький, но мама ничего не спрашивает. Она читает сообщения в телефоне, и лицо ее меняется.
— Смотри! — Полина снова показывает волка.
— Полиночка, подожди, мне позвонить надо, — говорит мама и уходит в другую комнату.
Полина садится за стол и опускает палец в сахарницу. Мелкие сладкие песчинки налипают на палец. Мама запрещает ей так делать.
— Почему ты заранее не предупредил? — говорит мама в соседней комнате. — Хотел, чтоб я как собачка весь день ждала?
У тети Наташи есть собачка. Старая белая болонка. Полина приносит белый карандаш и рисует рядом с волком белую собаку. И желтый след вокруг попы. Саму собаку не видно на белом листе. Видно только желтый след и черные глаза. Возвращается как будто заплаканная мама. Она рассеянно смотрит на лист бумаги.
— Это собачка, — говорит Полина, показывая на желтое пятно, и смеется.
Мама не смеется. Ее лицо делается злым.
— Ты что, подслушиваешь, что я говорю? — спрашивает она Полину.
— Да, — честно говорит Полина. — Я подслушиваю тебя.
И тянет к маме полные ручки, потому что сказала нежное. «Подслушиваю тебя» — это как люблю тебя, только нежнее, потому что с ш-ш. Но мама отводит от себя Полинины ручки и, с отвращением глядя на рисунок, говорит:
— Господи, как вы все мне надоели!
Полине делается смешно, что жираф, волк и собака тети Наташи надоели маме. И она говорит им:
— И вы мне, госди, надоели!
И замахивается карандашом на жирафа. Ища одобрения, смотрит на маму. Но мама выходит из кухни и тут у нее снова звонит телефон. И она берет его очень быстро, почти сразу, и говорит дрожащим голосом:
— Ало, ало. Да… И ты меня прости… Я попробую. Сейчас досушу голову и выхожу. Там же? Хорошо, бегу!
Полина слышит, как загудел фен. Как заметались по комнате мамины жирафьи ноги. Задвигались ящики комода. Ей вдруг делается обидно. Она не хочет идти в комнату, а садится на стул и смотрит в окно.