— Я так рад, что у тебя маленькая задница. Терпеть не могу большие жопы.
— Ей уже ничего не светило, этой стюардессе, кроме как протискиваться между потертыми сиденьями хлипкого самолетика, набитого мексиканскими работягами. И стареть. И лучший расклад для нее — это если самолет однажды не долетит. Упадет где-нибудь среди кактусов Аризоны.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Иногда я чувствую себя стюардессой в таком маленьком самолетике.
— А кто тогда я? Мексиканский работяга? Я слишком крупный для мексиканца, малыш. — Глеб добродушно захохотал.
— Ты — самолетик.
Глеб ушел и вернулся с двумя бутылками.
И опять наступила ночь. Анна уснула и слышала, как он взбирался на стул и пытался курить в окно мансарды, которое открывалось вверх. Дождь стучал по черепице, и им могло бы быть очень уютно сейчас. Но Анна не помнила, чтобы им было уютно. Глеб часто курил, взбираясь и спускаясь со стула, и наконец шумно упал, опрокинув стул, и долго ругался на каком-то языке. Анна лежала в постели, стиснув зубы, и ждала, когда закончится ночь.
Когда в следующий раз она включила ночник, чтоб сходить в туалет, — он лежал рядом и смотрел на нее. Анна знала этот мутный взгляд. Он не предвещал ничего хорошего.
— Мне нравится твоя красная комбинация, — сказал он. — Иди сюда.
— Мне кажется, ты обращаешься сейчас не ко мне.
Глеб хрипло засмеялся и огляделся.
— А к кому же?
— К любой женщине в красной комбинации.
— Не мудри, моя маленькая стюардесса. Иди сюда.
Анна молча легла на свою половину кровати и погасила свет. Глеб приблизился, шумно дыша. Погладил бедро. Потом с неловкостью крупного зверя взобрался на нее, шумно дыша в ухо.
— Скажи: «Я взрослая девочка».
Он часто просил так сказать. Ему никогда не нравились молодые девицы, которые вечно крутились вокруг него. Но в постели он просил говорить так. Она сжала губы. Ей было сорок лет. У нее были муж и сын, которых она не видела три месяца, и любимый мужчина, который клялся не пить и пил.
Глеб с каждым движением замедлялся. Пока не остановился совсем. Она повернула к нему лицо и поняла, что он уснул. Анна выползла из-под него с тем ужасом, с которым новичок на войне выползает из-под убитого товарища. Подошла к окну. Небо было серым и пустым.
Анна почему-то вспомнила стену дома во дворе, освещенную первым весенним солнцем. В апреле там грелись солдатики. Кривая трещина в рыхлой желтой штукатурке тянулась наискосок. Именно там, у этой стены начиналось лето. Она помнила этот свет у своих сандалий и свою густую маленькую тень на желтой стене. Трещины в асфальте, в которую трава выпускала свои первые зеленые усики. Эти тени, запах сырой после зимы штукатурки — это и была настоящая и вечная весна, которая уходила, чтобы снова вернуться, но никогда не навсегда. И не было в этой весне никаких мужчин, никакого шепота по ночам, сухости и влажности. Был только свет. И свет никуда не делся. Но Анна сама куда-то делась.
Солнце освещало красную стену гостиницы. На пустой улице лежали веселые тени. Они вышли и в четвертый раз пошли по той же улице. Глеб курил и прислушивался к чему-то в себе. Колокол на небольшой церкви прозвонил дважды.
— Давай зайдем, — сказала Анна.
— Иди. Я покурю.
— Ты всю ночь кашлял.
— Это последняя. Клянусь.
Анна взошла по высоким ступеням. Потянула на себя тяжелую дверь. В храме было пусто. Пахло старой пылью, повсюду лежали вязаные белые салфетки. Пустое распятие, украшенное цветами, возвышалось в конце длинной залы. Алтарь был похож на рецепции местных гостиниц с отсутствующим портье. Анна постояла в деревянной пустоте церкви и вышла. Крупный красивый мужчина стоял у ступеней и улыбался ей. Его высокая фигура отбрасывала длинную тень.
— Привет, Анна, — сказал Глеб. — Я люблю тебя.
— Здравствуй, — сказала Анна.
Они пошли дальше по брусчатке, и чемоданы катились за ними будто повозки, покидающие город.
— Выпьем кофе? — Анна показала на высокий круглый столик все в том же кафе, где они были с приятелем Глеба. Рядом вертелись массивные, покрытые влажным мхом жернова мельницы.
Глеб посмотрел на часы, кивнул, сел. Тот же высокий официант с дежурной улыбкой поднес меню.
— Одно пиво и один кофе. И что-нибудь поесть. Хочу есть.
— Что-то еще? — спросил официант, глядя на Анну.
Она помотала головой. Официант удалился. Глеб курил и смотрел на зеленые перекладины колеса, с которого стекала вода.