— Не бойся. Это быстро. А потом сразу кушать пойдем, — шептала мама и гладила его по голове.
И ему стало так хорошо и спокойно, что он задремал.
Когда медбрат пришел забирать его в операционную, он сказал матери:
— А парень-то у вас с железными нервами.
Вязов задремал, а когда проснулся, было тихо.
Он накинул халат, вышел из комнаты. Женские сапоги стояли в коридоре, дверь в ванную была приоткрыта и там горел свет.
Он заглянул туда. Жена собирала в косметичку пузырьки.
— Привет, куда собралась? — спросил Вязов, потягиваясь.
— На работу.
— Так ты только с дежурства.
— Я была не на дежурстве, — жена обернулась и вызывающе посмотрела на Вязова.
У нее были покрасневшие глаза.
— Тебе там спать, что ли не давали?
— Давали.
— А зачем тебе на работе шампунь?
— А зачем ты строишь из себя дурака?
Вязов пожал плечами и пошел на кухню.
Стол был вытерт, посуда вымыта и расставлена. В кастрюле под крышкой дымился бульон.
Вязов не спеша сварил себе крепкий кофе. Налил в кружку, закурил и вышел в коридор. Жена уже одевалась.
— Слушай, — сказал Вязов. — Я как чукча в том анекдоте спрошу — чо приходила-то?
— За шампунем.
— А-а, — хмыкнул Вязов. — А суп зачем сварила?
Жена с визгом застегнула молнии на сапогах. Открыла дверь.
— Стой, — сказал Вязов. — Подожди минуту.
Он снова ушел на кухню. Вернулся, держа в руках литровую банку в которой, как уродец из кунсткамеры, плавала половина курицы.
— На. Забирай.
— Куда? На работу?!
— Ну да. Придешь, вымоешь голову. И захочется тебе супчика похлебать. А он вот он, тепленький!
Держа банку за крышку, Вязов протянул ее жене. Крышка соскочила, и банка упала к их ногам, залив пол и тапки Вязова бульоном.
— Какой же ты идиот! — беззлобно сказала жена и пошла к лифту.
— А ты жирная! — крикнул Вязов.
Он стоял в мокрых теплых тапках и разглядывал эту полную немолодую женщину у лифта, с ужасом чувствуя, что она снова ему интересна.
— Лена? — позвал он.
— Что?
— А ты понимаешь, кто ты?
Жена устало посмотрела на него.
— Ты старая толстая сука, — сказал Вязов и улыбнулся как человек, который смешно пошутил.
Приехал лифт. Жена вошла. Двери закрылись.
Вязов пошел на кухню и допил кофе. Потом подобрал банку с курицей, выпил бульон из банки, вытряхнул куриные останки прямо на стол и так, без тарелки, съел. Он обсосал кости и пытался выложить из них то самое слово, которое сказал жене. Костей не хватило.
Вообще, надо было хорошенько все обдумать. Но думать не получалось. Вместо этого позорно хотелось жрать. И пить. Вязов встал и набрал кружку воды прямо из-под крана.
Смешно убиваться из-за жены, которая осточертела ему еще в прошлом веке. Двадцать лет прожили. Ну и что? Да и что значит прожили?
Вязов и не помнил особо их жизни в эти двадцать лет.
Сначала он доучивался во ВГИКе. Потом делал свой первый фильм. Потом свой второй очень важный фильм. Он жил в съемочных павильонах, городах, гостиницах. Жену помнил очень смутно. Она вечно что-то стирала, гладила, собирала чемоданы. Лежала в темноте рядом, когда он обдумывал сцену, которую собирался снимать утром. В сущности, вместо нее мог быть кто угодно.
Полностью она появилась лет пять назад, когда выяснилось, что детей у них не будет. Что заказы на фильмы после двух трескучих провалов он перестал получать.
Жена оказалась усталой большой женщиной. А он все еще тот же шустрый курчавый мальчик. Ну, немного алкоголик. Но кто сейчас не алкоголик? Все приличные люди пьют, время такое.
Рядом должен быть человек, который тебя понимает. А не который смотрит на тебя так, что сразу понятно, что ты не оправдал его социокультурных ожиданий. На хрена такой человек рядом. Вязов и сам отлично понимал, что и как он оправдал.
Он пошел и снова лег на диван. Уставился на тополь за окном. Сказать, что жена совсем его не понимала, тоже было нельзя. Ведь знала же она, что ему будет с утра хотеться есть. Курицу вот сварила. Хотя сама не спала. А раньше она вообще всегда его поддерживала. Расстраивалась из-за провалов. Сводила концы с концами, когда не было денег. А как здорово она хохотала над его шутками.