Катька начинает обсуждать родню:
-- Изьку во вконтакте видела? На дикарку похожа, смуглая такая. Налысо побрилась, прям как дедушка... Вся в татухах! И серьга в носу!
-- Мама наша увидит -- наверное, в обморок упадет.
-- В группе поет! Английское название... что-то типа Dead sun... Я пару песен послушала: орет как резаная, ни слова не разобрать...
-- Ну, мы и раньше-то ее не слишком понимали...
Катькин хохот ослепил меня.
Появление Изабелки сплотило нас с Катькой, мы даже перестали ссориться. Катька старше меня на два года, и именно тогда эта разница между нами стала остро ощущаться.
Катька не любила кукол или книжки, в отличие от меня. Куклы, по ее мнению, годились только для того, чтобы раздетых их ставить во всякие неприличные позы и ржать над этим. А читала только детективы (дедушка когда-то в городе получил несколько книг в ярких обложках за макулатуру), да еще откуда-то раздобытый учебник по биологии за 9 класс: там было подробно рассказано про устройство половой системы человека, а Катьку в ту пору очень увлекали такие вещи.
Мы немного помогали дедушке по хозяйству. Он не любил опрыскивать огород всякой химией и поэтому избавляться от вредителей предпочитал вручную. Колорадских жуков, будь они трижды прокляты, мы с Катькой собирали в ведра с солью, где жуки подыхали (для гарантии месиво из соли и жуков потом выливалось на шоссе, чтоб машины передавили их в кашу). Кроме того, каждый кустик картошки осматривался на предмет личинок жуков. С обратной стороны листков жуки откладывали желтые мелкие яйца, которые мы с Катькой, отыскивая, давили, сложив листок пополам. Из яиц выводились (аж вспоминать противно!) они -- самые блевотные создания на земле -- красные с черными крапинками личинки жука! У меня они вызывали такое отвращение, что по телу пробегал озноб, даже если солнце светило прямо в макушку. Я не могла к ним прикасаться -- что угодно, только не это! Катька обожала устраивать показательные давиловки личинок у меня перед глазами -- прямо голыми руками, размазывая их желтые внутренности между пальцами. Меня мутило...
Как-то раз, когда соседка принесла нам ведро красной смородины и приехавшая на выходные мама налепила из нее вареников, Катька, дождавшись, пока я надкушу вареник, бросила:
-- Олюх, представь: они с личинками...
Я отплевывалась, как бешеная, а Катька заходилась от смеха.
-- Ненавижу тебя, ненавижу! Ты сама противная красная личинка! -- орала я.
В каком-то отношении так оно и было: красные личинки были своего рода подростками-жуками -- промежуточным звеном между детьми-яйцами и взрослыми в полосатых пиджаках.
Было у меня и отрада. Дедушка держал с десяток кур, петуха и гуску. Точнее, он купил несколько гусят, но не прижились они у него, заболели и умерли, осталась только одна, и та малахольная. Эх, что это была за гуска! Огромная белая-белая птица с изящно изгибавшейся, словно ручка маминой любимой фарфоровой чашечки, шеей.
-- Божечки! Это же лебедь! -- воскликнула я, впервые ее увидев. -- Это настоящая лебедь!
-- Это гуска, -- заверил меня дедушка. -- Недодохшая. Сидить, думаеть, ничего не хочеть.
Подозреваю, что дедушка собирался зарезать гуску, но, увидев мои восторги, решил повременить. Я решила назвать ее Мэри-Джейн, соединив целых два заграничных имени, звучавших для меня музыкой. Потом я придумала, что Мэри-Джейн не просто лебедь, а заколдованный лебедь. Принцесса из сказки. Рано или поздно случится чудо, она расколдуется и предстанет перед нами во всей белой, сияющей красоте. Как невеста.
Катьке я об этом никогда не рассказывала. Она и так ржала надо мной, когда слышала, как я разговариваю с капустной рассадой, когда поливаю ее:
-- Ты давай, поднажми, чего такой хилый, не сдавайся!
-- А ты что, думаешь такой весь из себя, раз листов понараспускал? Вон смотри, сосед твой уже кочанчик делает, а ты что? Павлин!
-- А ты молодец, только смотри это что? А-а, Катя, Катя, тут вусеница, Кать, сними ее!
Я вообще была странной: выдумала свою религию. В ней был главный добрый бог -- солнце и главный злой бог Гадорад (искаженное Колорад, ну и намек на то, что он был рад всяким гадам). Гадорад был огромным колорадским жуком, жившим под землей, в пещере, сложенной из красных личинок. Он сидел там и просто желал зла всем хорошим людям, в особенности тем, кто жуков травил. Я думала о том, что однажды смелый герой вроде дедушки докопается до пещеры Гадорада, плеснет туда бензином и сожжет к чертям.
Многие в нашем селе собирали жуков не в банки с солью, как мы, а в ведра, в которые наливали чуток бензина. Потом жуков сжигали. Они горели, потрескивая.
-- Как работается, Олюх?
-- По-всякому. Иногда -- в радость. А порой посмотрю на эти бесконечные планы и отчеты и думаю: "Собрать бы это все, да сжечь! Славный бы костер вышел!"