На одной из центральных улиц, как в любом нормальном городе располагались различные конторы. В том числе и адвокатские. Ещё раз убедившись в том, что доллар — он везде доллар, я вскоре вышел из одной, сопровождаемый поклонами, и всяческими заверениями в том, что не позднее, чем завтра смогу переговорить с арестованным за попытку вывоза из страны предметов искусства. А именно, так называемых Луристанских Бронз. Являющихся, по словам толстенького маленького человечка чуть ли не национальным достоянием, и относящихся то ли ко второй половине второго тысячелетия до н. э. и связанной с какими-то касситами, то ли, согласно новейшим исследованиям и, в том числе материалам археологических раскопок, к ещё более поздним временам, вроде восьмого-шестого века до н. э. и сделанных киммерийцами и скифами.
При упоминании киммерийцев на меня повеяло романтикой приключений Конана который, вроде как тоже был из тех краёв. Или времён?
В общем понятно. «Индиана Джонс и очередная отсидка». Харрисон Форд отдыхает.
Жара порядком таки задолбала, так что я, сходив на один из пляжей в европейском секторе и окунувшись в экзотические воды, ничтоже сумяшеся, зашёл за ближайший киоск, торгующий Кока-колой и «отправился» в коридор. Всё же классная штука, Дромос. Прям как римлянин. Всё своё ношу с собой. И до хрена ж чего за собой таскать приходится, притворно посетовал я, окинув взглядом хозяйство.
Ещё раз искупавшись, на этот раз в пресной воде, дабы смыть соль я опять перекусил, ибо ни что так не возбуждает аппетит, как купание, и устроился в шезлонге возле домика с книгой в руке. Любопытно стало, чёй же мой подопечный спёр-то?
Из краткого описания следовало, что эти самые «бронзы» весьма обширное понятие, принятое в археологии и включающее в себя кинжалы, топоры, булавки, украшения одежды, конской сбруи и так далее. Всё это дело выполнено, оказывается, в ирано-кавказском зверином стиле и добыто главным образом при хищнических раскопках древних могильников на западе Ирана в Луристане. И свидетельствует оно, ни много, ни мало, о высоком уровне искусства древнего населения двуречья.
В общем, ежели и были у меня какие-то благие намерения в виде «мирного путя» устланного шелестящими купюрами, то постепенно отмирали. Не то, что бы было жалко денег. Но вот времени… Восток, как известно, дело тонкое. И, представив всю эту тягомотину, занудливые переговоры с льстивым и продажным адвокатом, набивание цены и обвинения бедолаги во всех смертных грехах… В общем, «вени-види-вици» мне больше нравится. Да и я здесь вроде как инкогнито, так что международных осложнений не предвидится.
Воодушевлённый такими героическими мыслями, я немедленно поймал хохтунчик. Поэт по фамилии Писюшкин составил компанию и, в результате совместных усилий и абсолютно безо всяких мук творчества мы выдали:
М-да. Альтер эго, альтер эго, я устал от тебя бегать. Убежишь от тебя, как же.
Тут мои веки сомкнулись и, как следствие, всякие глупости покинули перегревшуюся на солнце голову.
Проснувшись и плеснув водой в лицо, я засобирался наружу. Проверил заряжены ли иньекторы, дабы не мучить бедолагу, и «сделал шаг».
Пляж встретил меня предрассветными сумерками и лёгкой прохладой. И, глядя на пустынный берег и море, от которого шёл пар я словно мальчишка помчался к воде, сбрасывая с себя одежду. Залив не обманул моих ожиданий, встретив теплотой парного молока и ласковым прикосновением нежных объятий. Как ни странно, освежившись и лёжа на прохладном песке я вдруг стал сомневаться. Таким умиротворением веяло от этого молчаливого песка, омываемого небольшими волнами, что я поневоле засомневался в правильности выбранного пути. Но тут же, вспомнив то пекло, что вскоре сменит утреннюю прохладу, и маслянистые глазки адвоката я отбросил прочь пораженческие мысли. Да и, помнится, одна из теорем Сунь-Цзы гласит: «Война любит победу и не любит продолжительности».