— Что же я дам тебе, если тебе не нужно ни золота, ни серебра?
Ведьма погладила его голову тонкой и белой рукой.
— Ты должен сплясать со мною, мой хорошенький мальчик, — тихо прошептала она и улыбнулась ему.
— Только и всего? — воскликнул юный Рыбак в изумлении и тотчас вскочил на ноги.
— Только и всего, — ответила она и снова улыбнулась ему.
— Тогда на закате солнца, где-нибудь в укромном местечке, мы спляшем с тобою вдвоем, — сказал он, — и сейчас же, чуть кончится пляска, ты откроешь мне то, что я жажду узнать.
Она покачала головою.
— В полнолуние, в полнолуние, — прошептала она.
Потом она оглянулась вокруг и прислушалась. Какая-то синяя птица с диким криком взвилась из гнезда и закружила над дюнами, и три пестрые птицы зашуршали в серой и жесткой траве и стали меж собой пересвистываться. И больше не было слышно ни звука, только волны плескались внизу, перекатывая у берега гладкие камешки. Ведьма протянула руку и привлекла своего гостя к себе и в самое ухо шепнула ему сухими губами:
— Нынче ночью ты должен прийти на вершину горы. Нынче Шабаш, и Он будет там.
Вздрогнул юный Рыбак, поглядел на нее, она оскалила белые зубы и засмеялась опять.
— Кто это Он, о ком говоришь ты? — спросил у нее Рыбак.
— Не все ли равно? Приходи туда нынче ночью и встань под ветвями белого граба и жди меня. Если набросится на тебя черный пес, ударь его ивовой палкой, — и он убежит от тебя. И если скажет тебе что-нибудь филин, не отвечай ему. В полнолуние я приду к тебе, и мы пропляшем вдвоем на траве.
— Но можешь ли ты мне поклясться, что тогда ты научишь меня, как избавиться мне от души?
Она вышла из пещеры на солнечный свет, и рыжие ее волосы заструились под ветром.
— Клянусь тебе копытами козла! — ответила она.
— Ты самая лучшая ведьма! — закричал молодой Рыбак. — И, конечно, я приду, и буду с тобой танцевать нынче ночью на вершине горы. Поистине я предпочел бы, чтобы ты спросила с меня серебра или золота. Но если такова твоя цена, ты получишь ее, ибо она не велика.
И, сняв шапку, он низко поклонился колдунье и, исполненный великою радостью, побежал по дороге в город.
А Ведьма не спускала с него глаз, и, когда он скрылся из виду, она вернулась в пещеру и, вынув зеркало из резного кедрового ларчика, поставила его на подставку и начала жечь перед зеркалом на горящих угольях вербену и вглядываться в клубящийся дым.
Потом в бешенстве стиснула руки.
— Он должен быть моим, — прошептала она. — Я так же хороша, как и та.
x x x
Едва только показалась луна, взобрался юный Рыбак на вершину горы и стал под ветвями граба. Словно металлический полированный щит, лежало у ног его округлое море, и тени рыбачьих лодок скользили вдали по заливу. Филин, огромный, с желтыми глазами, окликнул его по имени, но он ничего не ответил. Черный рычащий пес набросился на него; Рыбак ударил его ивовой палкой, и, взвизгнув, пес убежал.
К полночи, как летучие мыши, стали слетаться ведьмы.
— Фью! — кричали они, чуть только спускались на землю. — Здесь кто-то чужой, мы не знаем его!
И они нюхали воздух, перешептывались и делали какие-то знаки. Молодая Ведьма явилась сюда последней, и рыжие волосы ее струились по ветру. На ней было платье из золотой парчи, расшитое павлиньими глазками и маленькая шапочка из зеленого бархата.
— Где он? Где он? — заголосили ведьмы, когда увидали ее, но она только засмеялась в ответ, и подбежала к белому грабу, и схватила Рыбака за руку, и вывела его на лунный свет, и принялась танцевать.
Они оба кружились вихрем, и так высоко прыгала Ведьма, что были ему видны красные каблучки ее башмаков. Вдруг до слуха танцующих донесся топот коня, но коня не было видно нигде, и Рыбак почувствовал страх.
— Быстрее! — кричала Ведьма и, обхватив его шею руками, жарко дышала в лицо. — Быстрее! Быстрее! — кричала она, и, казалось, земля завертелась у него под ногами, в голове у него помутилось, и великий ужас напал на него, будто под взором какого-то злобного дьявола, и наконец он заметил, что под сенью утеса скрывается кто-то, кого раньше там не было.
То был человек, одетый в бархатный черный испанский костюм. Лицо у него было до странности бледно, но уста его были похожи на алый цветок. Он казался усталым и стоял, прислонившись к утесу, небрежно играя рукоятью кинжала. Невдалеке на траве виднелась его шляпа с пером и перчатками для верховой езды. Они были оторочены золотыми кружевами, и мелким жемчугом был вышит на них какой-то невиданный герб. Короткий плащ, обшитый соболями, свешивался с его плеча, а его холеные белые руки были украшены перстнями; тяжелые веки скрывали его глаза.