ххх
Уже была глубокая ночь, когда двое всадников остановились возле хана. С одной лошади соскочил Симон. Поправив перекинутую через плечо сумку и на прощанье махнув рукой другому всаднику, направился к воротам. За его спиной раздался свист плетки и быстро удаляющийся стук копыт.
Войдя во двор, Симон увидел сидевшего у костра Иисуса и еще нескольких мужчин. Вероятно, им не хватило места в домах, и они улеглись под открытым небом на широких верблюжьих покрывалах.
Завидев Симона, Иисус поднялся и направился к нему. И Симону сразу стало ясно, что он не сможет рассказать Иисусу о том, где был сейчас, о том, что виделся с одним из вождей зелотов, что вооружен кинжалом.
Задумчиво посмотрел Иисус в глаза ученику своему, ничего ему не говоря. Словно ожидал от него какого-то признания. Но молчал Симон, только желваки дергались под густой бородой.
Неожиданно, как и всегда прежде, захотелось ему упасть перед Иисусом на колени и лобызать его пыльные стопы — грязные, в саже и пыли. Потому что любил Симон Иисуса, любил сильнее, чем себя самого...
— Ты чем-то опечален, Кифа? — тихо спросил Иисус.
— Да, Равви. Тревожно у меня на душе...
Возникло недолгое молчание. Иисус не сводил с Симона глаз. Не дождавшись от него объяснений, вздохнул:
— Скорби. Всех нас ожидают великие скорби, Петр.
И в тот момент, на постоялом дворе, неподалеку от хлева, Симон окончательно понял, что его сердце разорвано на две части. Что живут теперь в нем и неустрашимый гордый зелот, взявшийся за кинжал, чтобы во имя Божье убивать врагов Израиля; и другой — тоже неустрашимый — апостол, согласный ради Учителя терпеть любые муки, идти на самую позорную смерть.
Глава 2
Утром, после короткой трапезы, тронулись в путь. До Иерусалима идти оставалось недолго, успевали прибыть на место до захода солнца.
Симон шел рядом с Матфеем. Матфей ему что-то негромко рассказывал, и Симон чувствовал, что сегодня все его раздражает: и Левий, и солнце, сжигающее землю; и густая пыль над дорогой, и то, что Равви не захотел сделать привал в роще, где была тень.
Он знал причину этого раздражения — ложь. Он утаил от Учителя, что выбрал путь, который Иисус наверняка бы отверг. За все три года это был, пожалуй, первый случай, когда Симон что-то скрыл от Учителя.
В последнее время Иисус тоже изменился. Постоянно говорит о приближающихся скорбях, о том, что ему предстоит пострадать и погибнуть. Смотрит на учеников не так, как прежде, а с неким сожалением, будто не смог дать им того, что хотел...
Наконец, Иисус согласился сделать недолгий привал. Расположились в тени дрокового кустарника. Каждый занялся чем-то своим: Иуда стал пересчитывать деньги из походного ящика, те гроши, которых едва хватает на ночлег и еду; Матфей развернул клочок пергамента и делает на нем какие-то записи, Андрей плетет из тонких веревок сеточку. Тянет младшего брата назад, на Галилейское море, к его тихой воде...
Все устали от этих бесконечных странствий, блужданий, от постоянной угрозы быть ограбленным или убитым. Мало ли их выгоняли из поселков, спускали на них собак, обворовывали на постоялых дворах? В горах на них нападали леопарды, в пустынях жалили скорпионы. Удивительно, почему до сих пор все они еще живы.
А Иисус говорит только о скорбях и своей близкой смерти. Вот и сейчас — удалился от всех, стал на колени и молится. Собрав с земли пыль, посыпает ею главу…
Глава 3
Возле загона для овец в Нижнем городе стоял невыносимый гам — накануне праздника там шла оживленная торговля.
Подойдя к одному из торговцев, Симон шепнул ему что-то на ухо. Смерив Симона острым взглядом, торговец жестом указал следовать за ним.
Они вошли в какую-то хибару, где провожатый подвел Симона к тыльной стене и отбросил наваленные там мешки. Открылся проем с вырезанными в земле ступенями, которые вели вниз.
В подвале слабо горел светильник, было душно. Четверо мужчин стояли у высокого каменного стола, о чем-то негромко разговаривая. Завидев вошедшего гостя, переглянулись.
Все они были одеты в простую одежду, ничем не отличаясь от обычных торговцев или пастухов. Только на одном из них был длинный черный плащ.
С улицы сюда едва долетали шум торговли и блеянье овец.
Один из мужчин подошел к Симону:
— Здравствуй, Кифа, рад тебя видеть. Проходи, — он протянул гостю руку.
— Здравствуй, Исав, — ответил Симон.