Получается, Мэтт дал мне подсказку с верандой: строительство уже началось, и
здесь ее мама, она раздает указания неловким рабочим, несущим брусчатку для новой
дорожки. Я вижу Эмми в окне верхнего этажа, и когда я зову ее, она смотрит на меня.
Даже на расстоянии я могу понять, что она настроена чертовски решительно.
Я видел, как она делала такое же выражение лица перед чем–то вроде
математического теста или эстафеты на весеннем фестивале в нашей школе. Мое сердце
ускоряет бег от волнения и нервов.
Эмми выходит на улицу и направляется ко мне.
− Я занята, – говорит она. − Ты хочешь, чтобы я подыскала тебя новую медсестру?
Я смеюсь.
− С ногой все в порядке. Я пришел поговорить.
− Приходи позже.
− Позже?
Она смотрит, пытаясь скрыть улыбку.
− Мама уйдет. Я буду здесь.
Я смотрю мимо нее на дом, стоящий лицом к воде, громадное серое каменное здание, в котором она выросла. Это правда, по прошествии многих лет он порядком обветшал от
соляных брызг и ветра. Веранда практически обрушилась, окна нужно заменить, но
фундамент крепкий. Этот дом простоит, пока Земля не сойдет со своей орбиты.
− Когда ты возвращаешься обратно в Викторию? – спрашиваю я.
− Пока не знаю.
− Тебе не нравится там?
−Мне там нравится, – говорит она, ее челюсть напряжена. − Но здесь мне нравится
больше.
− Здесь не так много пациентов, которым нужен уход, – говорю я.
− Пациентов достаточно, но все они невероятно упрямы, – говорит она, – или ведут
себя, как малые дети.
Это заставляет меня рассмеяться, и я тянусь к ней, прижимая ее к себе.
− Я знаю, что это не ты подстроила все прошлой ночью.
− Ты знаешь это сейчас, – поправляет она.
− Я всегда признаю, если я не прав, – говорю я ей, целуя ее шею. − Прости меня, Эмми.
Она дрожит под моими губами, и я чувствую, как ее руки скользят по моим плечами.
− Правда?
− Правда.
Когда той же ночью она открывает мне дверь, я едва не роняю букет цветов, которые
сжимал в кулаке. Эмми надела короткое платье и сапожки. Ее волосы распущены, струятся по плечам. Она смотрит на меня так, как будто знает меня, как будто я был тем, к кому она так давно стремилась, кого ждала.
Эмми принимает цветы, благодарит меня поцелуем в щеку. Вчера на лодке мы
практически занимались сексом, но сегодня она – сама скромность, ведет меня на кухню, где пахнет кипящим томатным соусом, базиликом и чесночным хлебом из духовки.
− Как прошел твой день? – спрашивает она.
− Хорошо. Спокойно.
Она мычит, кивая, и я смотрю, как она ставит цветы в вазу и относит ее на
подоконник.
Эмми поворачивается, направляясь к холодильнику и проводя рукой по моему
животу, когда проходит мимо меня. Это такая обыденная интимность, и мое сердце
пускается вскачь.
− Хочешь пива? – спрашивает она.
Я смотрю на кухонный островок и вижу, что у нее налит бокал вина.
− Конечно, спасибо.
Крышка шипит, когда она открывает ее с помощью открывалки для бутылок,
установленной на холодильнике, и ее пальцы скользят по мне, когда она передает мне
бутылку.
Мне жаль, что природа не наделила меня тактом, но вопрос не дает мне покоя, и я не
могу больше держать его в себе:
− Мы сделаем это? – спрашиваю я ее.
Она смотрит на меня с легкой улыбкой.
− Сделаем что?
Я не могу подобрать нужного слова.
− Будем встречаться? Прекратим тратить время впустую?
Она качает головой, улыбаясь.
− Я не хочу встречаться.
Мои брови сходятся над переносицей.
− Я не знал.
− Для меня, встречаться, – говорит она, – значит, что−то обыденное. Это значит, что
мы просто видимся и с другими людьми в том числе.
Я чувствую себя не в своей тарелке. Но Эмми, похоже, все равно. Я говорю ей:
− Я понятия не имею, что это значит, потому что никогда ни с кем не встречался, но ... пусть все идет своим чередом, Эм. Я бы хотел быть с тобой, если ты согласна.
Она делает шаг назад, а затем еще один, заходя на кухонный островок.
− Тогда да, мы сделаем это, – говорит она.
− Иногда нас могут снимать камеры, – я напоминаю ей, следуя за ней на костылях и
ступая между ее ног, когда она обвивает меня своими сапожками, притягивая меня ближе.
− Мы переживем это. Но никаких камер в моей спальне!
Я инстинктивно облизываю губы.
− А я могу проникнуть в твою спальню?
Она смотрит на мой рот, и ее руки опускаются мне на грудь, расстегивая мою
рубашку, и она говорит.
− Я думаю, ты можешь проникать куда угодно.
Я чувствую, как вспыхивает мое лицо, когда смысл ее слов доходит до меня.