<p>
— Молодец, ты умён и понятлив. — Голос инквизитора вдруг стал почти нежен.</p>
<p>
Анри почувствовал, что кожу щекочет, будто от ласки. Он не помнил, чтобы в жизни кто-либо его хвалил. Даже волосы на голове приятно зудели.</p>
<p>
Брат Арнольд продолжал, понизив голос до доверительного шёпота:</p>
<p>
— Будь настороже. Еретики маскируются так, что не отличишь от добрых христиан, а сами жгут посевы, наводят ураганы, приносят болезни, ничего не боятся и ни с кем не считаются. Они повсюду — дворяне, врачи, купцы, рыбаки и крестьяне.</p>
<p>
— Господи помилуй, — воскликнул поражённый Анри.</p>
<p>
— И ныне, и присно, — поддержал инквизитор. — Завтра</p>
<p>
уеду по делам. Вернусь через месяц. Ты мне назовешь всех еретиков в городе. Запишу, как есть, со слов гражданина и доброго христианина. Список пошлём самому папе Григорию.</p>
<p>
— Самому! — воскликнул пораженный Анри. — А если ошибусь, впарю фуфло. Не силён ведь я в вопросах учёных…</p>
<p>
— Не ошибается тот, кто трудится. Твоя простота, которую ты называешь отсутствием учёности, сродни честности и прямодушию. Сказано: «И последние станут первыми». А еще сказано: «Блаженны нищие духом». Право же, есть в тебе подобие древней доблести.</p>
<p>
Анри приосанился. Без сомнения, мудрые вещи говорил этот монах. Вернее не скажешь. Как же добр сей великий человек!</p>
<p>
А тот продолжал:</p>
<p>
— Господь Всемогущий наведёт тебя на правильный путь. Он знает, как отделить своих от чужих.</p>
<p>
— Офигенно! А что с гадами будет? Того?</p>
<p>
Инквизитор на секунду замешкался. Потом спохватился, воздел руки горе и заорал, вновь входя в раж:</p>
<p>
— Меч и костёр ждут нечестивцев! Покончим с сатанинским племенем!! Ожидает их плач и скрежет зубовный!!! Напитаем трупами озеро огненное!!!!</p>
<p>
— Я въехал, ага! — поспешно вскричал Анри, опасаясь нового пика ярости собеседника.</p>
<p>
Но тот вдруг мгновенно успокоился и по-деловому, словно разъясняя рецепт хлеба, добавил:</p>
<p>
— Отскребём земли французские от примесей поганых. Кровь дьявольскую сольём. Промоем святой водой. Семя новое, доброе, положим… — Хитро улыбнулся: — Не бойся. Верных оставим. Остальных в печь, в очистительный огонь. Серьезное дело тебе поручаю.</p>
<p>
Анри молча кивнул. Он вдруг ощутил незнакомое чувство причастности к могучим силам — и земным, и небесным. Перестал быть ничтожным и слабым, коего каждый обидеть может. Он запросто даст отпор своим обидчикам, поквитается со всеми…</p>
<p>
Увлекшись мечтами, не сразу понял, что собеседник втолковывал:</p>
<p>
— А куклу эту смрадную выброси. Утопи в болоте. Твой список вернее колдовских заговоров отправит в ад всех недругов. Пойдём к твоей красавице, отвезёшь меня на тот берег.</p>
<p>
— Замётано! Всегда к услугам.</p>
<p>
Вспоминая эти события, барон Анри Вальмонт не чувствовал стыда. С волками жить — серую шкуру носить, по-волчьи выть и зубами клацать. Тут уж не до жалости к невинно убиенным овечкам. Катары — не катары, стары и не стары, тары-бары-растабары.</p>
<p>
В течение долгого месяца он составлял перечень врагов рода христианского. Поскольку грамоте обучен не был, помещал в мешок предметы, говорившие об имени. Первым в мешок отправился засохший сухарь — ненавистный пекарь Бертран. За ним огрызок кожаного ремня, каким перепоясывались солдаты, — это был стражник, однажды жестоко избивший его. К ним добавился кусок тряпки — торговец одеждой. Затем гвоздь — подмастерье у каменщика.</p>
<p>
Когда мешок был наполовину полон, случай свёл его с настоящими катарами. Возможно, в обычной жизни они никогда бы не встретились, но так уж устроен мир. Мы всегда находим то, о чём непрестанно думаем. Жена, подозревающая мужа, рано или поздно обнаружит измену. Скрягу, до судорог боящегося потерять деньги, обокрадут. Труса — напугают.</p>
<p>
Незнакомые мужчина и женщина, бедно одетые в монашеские, а может быть, крестьянские рубахи, покупали рыбу на базарной площади. Торговцы почтительно здоровались, хотя те были довольно обычной наружности. Их руки натруженно оттягивали корзины, уже плотно забитые всякой снедью. Женщина устало поставила ношу на грязную, вонючую мостовую, а мужчина упрямо держал, слегка скособочившись от тяжести. Анри удивило, что тётка Аглая, обычно не дающая спуску клиентам своими грубыми шутками, сейчас уважительно и даже подобострастно говорила с явно небогатыми покупателями.</p>
<p>
— Кто такие? — спросил он, когда те отошли.</p>
<p>
— Святые люди, катары, — Она вытерла потный лоб и по-свойски подмигнула: — Тебе еще не обмотали веревку вокруг шеи, блудодей нахальный?</p>
<p>
Анри понимал, что та ничего особенного не имела в виду. Просто в её понимании слова «блудодей» и «мужчина» были нераздельно слиты, как чешуя и рыба. И отделить одно от другого можно было только ножом после смерти.</p>
<p>
— Клянусь святым Стефаном, ты, Аглая, та ещё шалава. Каждый кобель на базаре подтвердит, и не по одному разу.</p>
<p>