— Значит так, Петр Серко, сразу предупреждаю: я — человек крутой! — «поприветствовал» его с ходу дознаватель.
Он мог бы и не представляться. Серко и сам видел, что такой мог в три приема осушить бутылку водки, закусить соленым огурцом и быть счастливым. Ни во что другое он «вникать» не способен и не будет. Убивать надо умеючи и, прежде всего, улыбаясь, вспомнил Серко наставление одного из «слонов» Академии. Такие вот и отправляли на тот свет в тридцать седьмом. А потом выпивали и закусывали.
— Да, все вы здесь «крутые»… Уже отравили мне мозг своими шприцами, вышибли память о жене и родных. Я устоял бы против любых истязаний и мук чужих контрразведчиков. А тут свои тебя добивают.
Серко взглянул в глаза дознавателя, и этот матерый выбиватель признаний не выдержал его взгляда, опустил глаза, полез за бумагой в папку. Однако быстро вошел в роль:
— Вижу, что ты дубина стоеросовая, а не полковник! Человек пришел и желает оказать услугу, чтобы тебе же спокойней жилось. А ты, хрен моржовый, не хочешь этого понять. Яму себе роешь. И довольно глубокую. Ухвати ты это своими мозгами, мудак, пораскинь ими. Кого только посылают за границу!
— Это верно! Не тех людей, — согласился Серко. — Поэтому мы вряд ли поймем друг друга. И говорить я с тобой не желаю. И не стану!
— Да я тебя…
— Не расходись! Здесь тебе не камера, и мы не на Ходынке, — Серко вскочил и шагнул в сторону дознавателя.
Того как ветром сдуло. Бумаги рассыпались по полу. Серко собрал их, заложил в папку и протянул ее полковнику.
— Давай, друг, по-честному. Ты же человек! И, наверное, хороший! Любишь жену и детей! Я тоже. А зачем строишь из себя крутого? Служба! Так вот я и говорю, служивый, и в последний раз — дайте мне возможность поговорить с руководством! Если нет, — Серко повысил голос, — кончайте эту комедию. Я здесь больше ни с кем говорить не буду!
Серко распахнул дверь и пропустил в нее дознавателя. Через несколько секунд в палату влетели два санитара и врач со шприцем в руке.
— Доктор, умоляю вас, не волнуйтесь. Я в полном порядке. Экономьте ваши препараты. К тому же все идет так, что я вас скоро покину, перестану терзать.
Когда он остался один — доктор видел, что состояние его пациента не требовало укола, — подумалось о большом грядущем несчастье, которое неизбежно надвигалось на страну. И Петр вспомнил Родиона, как тот говорил, что с 1938 по 1940 год были расстреляны три руководителя ГРУ: Ян Берзин, Урицкий и Проскурин. Этот последний, уже из когорты держиморд, незадолго до своего расстрела доносил лично Сталину, что репрессировано более половины личного состава военной разведки. И доносил как великое достижение. «Шабаш перепившихся бесов, если по Достоевскому. Не правда ли? Как еще скажешь?» — печальная сентенция друга крепко засела в мозгу Петра. «Куда несет нас рок событий?.. Россия! Сердцу милый край! Душа сжимается от боли». Неужто прав Миров — мы закусили удила и не ведаем куда несемся? А ведь — в пропасть!»
Последним из «Аквариума» был подполковник-кадровик. В его задачу входило добыть подписи Петра Серко, что он «извещен», на приказе о лишении его звания полковника, Указе Президиума Верховного Совета о лишении его государственных наград, полученных, между прочим, «за особые заслуги в области коммунистического строительства и обороны СССР», постановлении райсовета города Москвы об изъятии жилплощади, на распоряжениях об откреплении его от спецполиклиники, о снятии с вещевого довольствия и еще на каких-то формальных бумагах.
От одного вида корявого и косноязычного кадровика, куда, как правило, идут люди, ни на что иное не способные, Серко передернуло. Он подумал, что именно такие хорошо продвигаются по служебной лестнице! И ни слова не говоря подписался везде, где требовали.
Когда довольный кадровик ушел, Серко принялся размышлять над тем, что уже складывалось в его сознании как вывод. «Честные, знающие дело люди, умеющие самостоятельно мыслить, справедливо и порядочно поступать, заменяются у нас ущербными, вытащенными из грязи людишками. И эти не только готовы, они просто обязаны служить своему начальнику верой и правдой, сознавая, что их будущее целиком зависит от него. Создаются свои команды, основа существования которых не правда, не интересы дела, а корысть. А как же интересы общества? Мораль? Честь и долг? Все это для большинства — пустые слова. Господи, спаси и помилуй! Ибо не ведают, что творят.
Через пару суток Петру Серко сделали укол аминазина, отвезли в карете «скорой помощи» на военный аэродром, посадили с сопровождающим в транспортный самолет и доставили в Киев. Там он был помещен в одну из психиатрических клиник, где находилось «спе-цотделение» с персоналом из военнослужащих.